Читать «Джим» онлайн - страница 3
Николай Никитин
Конечно, Цани знал животных; конечно, любил их. Это было у него в крови. Этим занимались его отцы, деды и прадеды. Он принадлежал к старинной цирковой династии. Еще ребенком он работал уже вместе со своим отцом на Урале, в Сибири, в Поволжье. Маленькие города, где семья Цани обычно гастролировала, часто переходили из рук в руки, от одной власти к другой. Юношей восемнадцати лет Цани ушел от отца в Красную Армию, сперва он служил там тренером конных частей, затем организовал передвижную цирковую труппу. Циркачи говорят, что тот, кто раз перешагнул через барьер на арену, никогда с нее не уйдет. Цани был настоящим циркачом. Больше двадцати лет он истратил на то, чтобы овладеть в совершенстве искусством дрессировки. Его жизнь проходила в постоянной, непрерывной работе. Сейчас ему начинало казаться, что все приемы им уже изучены, что нового ничего нет. Незаметно для самого себя он остывал. Несмотря на это, именно теперь Цани имел от цирка все - признание, успех, награды. Однако чем больше было славы, тем меньше занимался он своими животными. Он привык смотреть на них только как на материал для очередной программы. Все чаще и чаще черную, подготовительную работу он сваливал на плечи своих ассистентов.
Так было и с новым слоненком.
Еще вчера Цани отдал распоряжение своему помощнику, ассистенту Гамбузу: принять и устроить Джима.
Цани злился. Длинное, желтоватое, сухое лицо его морщилось. Он нервно смотрел на часы.
Рядом с ним стоял растерянный Гамбуз. Гамбуз оправдывался:
- Слава богу, десятками принимали... Это не слон, а черт! Что я, первый год в цирке? Кто мог знать?
- Надо знать... - нехотя проговорил Цани.
Гамбуз вскипел.
- Что знать? - крикнул он. - Сотни лошадей пропускал! Слонов! Тигров! Что знать?
Гамбуз потряс кулаками.
Гамбуз действительно понимал свое дело, он был когда-то наездником, укротителем, вольтижером. Не раз лошади калечили его, у него были сломаны ноги, и сейчас он уже не годился для выступлений. Он считался неуживчивым человеком, с отвратительным характером. Однако все ему прощалось. Нельзя было не ценить этих цепких грязных рук, умевших работать с животными. Полупрезрительные слова Цани, обвинявшего его в том, в чем он не считал себя виноватым, еще более бесили его. В эту секунду он ненавидел своего руководителя, этого изленившегося, по его мнению, щеголя, этого гения цирка, он презирал его поигрывающее, как нарзан, спокойствие, его черные вьющиеся волосы, раннюю седину на висках, его маленькие, озорные, как у мальчишки, губы, его узкие, как шнурки, глаза.
Гамбуз одернул на себе френчик, постучал об пол каблуками, стряхивая опилки с коротких кавалерийских сапог, и повернулся спиной к Цани.
Но Цани не обратил на него никакого внимания. Цани подумал, что Гамбуз просто испугался слоненка. Цани знал, что это не новость, что цирковые артисты иногда долго помнят несчастье, случившееся с ними. Только у опытных, натренированных людей это чувство совершенно стирается. То, что у Гамбуза в его годы оно еще не потухло, подмывало Цани сказать ему что-нибудь насмешливое, обидное. Однако он сдержался. Он ограничился нетерпеливым замечанием: