Читать «Каблуков» онлайн - страница 270

В общем, относительно окружающих улиц, страны и мира - Аркадия. Эдем. Нормальное место, нормальные люди, нормально себя ведут.

(Музыка, затемнение.)

XIX

Пришло приглашение на Венецианский фестиваль, ретроспектива кино шестидесятых годов, от России из сценаристов Каблуков. Позвонил доктору Делорму - такой здесь не работает. А это какой госпиталь? А вам какой нужен? Да в том-то и дело, что точного названия не знаю. Бывший католический. Вы куда звоните, сэр? Я звоню в Кливленд... Сказал Ксении: клянусь, с самой операции сомневался. Кливленд ли, этот ли госпиталь, те ли врачи, та ли операция. "Эксельсиор" - да: но где? Всех документов - бумажонка: прошел сердечную хирургию, нуждается в ассистанс. Кардиолог послал официальный запрос - ни полслова. Заменили артерии, не заменили - ничего не известно. Определенно, что грудь распилили, - а где, кто, зачем? Есть швы, есть то, что они с Тоней, не ходя к врачу, называли артритом: боль в плече - утром, когда потягиваешься, острая, но радость, что потягиваешься, сильнее. Есть углубления на ногтях - результат сильной болезни. Перемещаются от лунок к краю. Как раз выползли на край - ровно через полгода после... скажем так, встряски.

Написал Гурию: можно ехать?.. Можно с сопровождающим лицом... "Ты в Венеции бывала?" "Ой, бывала". "И я был. Но надо лететь". "Я возьму с собой книгу". Получалось, он имел в виду: Венеция! - ради Венеции нельзя не полететь, а она: ничего страшного, я там почитаю. "Я там запомнила: узенький канал, открытая кафешка, сидит одинокая женщина, красавица, печальная, и читает. Подумала: и я так когда-нибудь". Ах, вот что... Его поселили на Лидо, там ничего снять для нее было невозможно, еле удалось найти пансион за Сан Заккариа. Огорчилась: в чем тогда состоит сопровождение?.. А-а, боишься, "Смерть в Венеции" приходит на ум?.. В первый же день, как он катерком приплыл в город, пансионная старуха с вязанием передала ему записку: подробное описание, как к той кафешке пробраться. Народ шел густо, у людей был вид готовых заговорить друг с другом, будто они не толпа, а одна компания. Ксения отставила свой стул за деревянную колонну. Читала, не отрываясь. Потом его рассматривание, видимо, стало мешать ей, она подняла голову, стала искать глазами: было понятно, что его. Он повернул книгу к себе обложкой: "Золотой Храм" Мисимы. Обвел рукой место: канал, решетку, ближний мостик, маленькую площадь с деревом на другом берегу, арку ворот (Казанова под аркой ворот, книжная иллюстрация, Сомов), тент в зеленую полоску над черными лакированными стульями - показал на книгу, сказал: "Слишком эстетски, нет?". "Не портите мне настроения".

Она повторила круговой жест Каблукова, легонько покачала, зажав между большим и указательным, книжкой. Проговорила - не сразу и как будто выдыхая то, что задерживала в груди, пока читала, пока тут просто сидела: "Про это он и пишет. Красота - то, чего не может быть". Что она не упомянула себя, не пожелала учесть своей красоты, своей тишины, в которую ее в этом шумном месте поместила и держит, было доводом самым пронзительным, хотя и не самым убедительным. "То, чего не может быть таким. Золотой Храм. Это есть и у нас - где грязь, незавершенные формы, уродуемый спейс. Н-но - пейзаж, церкви, лес, осень, снег и так далее без конца". Они пошли, инстинктивно сворачивая туда, где толпа была реже. Через несколько минут она забеспокоилась, сказала, что ей нужно в туалет, зашла в уличный бар. Он поднялся на ближайший мостик, напротив была некрасивая кирпичная стена, чересчур большая для места, вроде нью-йоркских складских. И все дома вокруг, углы, размеры выглядели неприятно: надо же - в Венеции. Он уставился в воду, в ней они тут же похорошели, но и реальные никуда из поля зрения не девались. Вдруг он увидел - в канале, - что Ксения приближается, отражением разбитым и потому мерцающе-прекрасным.