Читать «Встреча с неведомым» онлайн - страница 188

Валентина Михайловна Мухина-Петринская

Успенский серьезно и внимательно приглядывался ко мне. Он, конечно, тоже заметил сходство. Я был благодарен ему, что он не подал даже вида.

- Что хочешь: чаю, вина? - спросил он, стоя посреди комнаты.

- Спасибо. Я бы выпил стакан воды.

- Газированной?

Мы выпили по стакану воды. Он сел с к ю дивана и закурил. Предложил нерешительно и мне. Я благоразумно отказался. Мы помолчали. Он курил, а я смотрел на него. Странное ощущение, довольно тягостное, что я это вижу во сне, овладело мной. Передо мной сидел чужой, незнакомый человек, и он именно дал мне жизнь. Знать, что он мне отец, видеть сходство и не чувствовать себя сыном. Никакого "зова крови". Ни малейшего!

Он заметно волновался. Узкая матовая рука с длинными тонкими пальцами (я всегда стеснялся своих рук, как у девочки) слегка дрожала. Он явно не знал, с чего начать разговор. Я был в более выгодном положении. У меня был отец, которого я любил страстно, а у него не было сына, кроме меня, и, наверно, не будет. Ноги у него были маленькие для мужчины, наверное, 39-й размер, не больше. Как и у меня. Среднего роста, худощавый. Костюм, наверное, 50-го, рост 2-й. А у папы был 5-й рост и размер 56-й. Фу, какая чепуха лезла мне в голову!

Итак, это был худощавый смуглый мужчина, на вид лет сорока, с узким, очень нервным лицом и какими-то беззащитными серо-зелеными глазами. Густые каштановые волосы он зачесывал назад, открывая красивый большой лоб. Николай Иванович казался не то что женственным, но хрупким, слабым. И сейчас, не решаясь начать говорить о главном, что его интересовало, он мямлил и даже заговорил о погоде... Приходилось брать инициативу в свои руки, а то так и будем говорить о погоде, о театре и книжных новинках.

- Можно мне задать вам вопрос? - перебил я его.- А если у вас есть вопросы, то, пожалуйста, спрашивайте.

Лицо его приняло настороженное выражение, словно он боялся какого-то подвоха.

- Спрашивай,- коротко разрешил он.

- Бабушка мне рассказала о вас все, что знала сама. Я хочу спросить... как вы могли простить маму? Как вы могли ее принять?

В глазах его блеснули насмешливые искорки.

- Я всю жизнь любил одну женщину - твою маму.

- Ты всегда всем прощаешь? - пробормотал я и только тогда спохватился, что назвал его на "ты". И покраснел.

- Мне будет очень приятно, если и ты будешь обращаться ко мне в личном указательном местоимении,- пошутил он.

Я покраснел еще сильнее, рассердившись на себя.

- Нет, я не всем прощаю и не всегда,- спокойно сказал он, будто не замечая моего смущения.- Есть одна категория людей, которым я никогда не прощаю, которых не приемлю, это - мещанство. Самая страшная и самая отвратительная категория людей, сынок. (Вот-вот, я назвал его на "ты", а он меня сразу уже "сынок"!) Мещанство страшно своей способностью к мимикрии, потому что, принимая личину нового, прогрессивного, оно на самом деле подгрызает, источает это новое, как жучок древесину. Я много думал об этом. Фундамент всей мещанской мудрости состоит в том, чтобы быть, "как все", "как люди", чтобы не выдаваться из ряду вон. Ох, как они ненавидят умственную самостоятельность, непохожесть, талант!