Читать «Двенадцатый год» онлайн - страница 60

И кудрявый арапчонок действительно командовал. Весь детский хор покрывала его декламация из Третьяковского, которого он, кажется, анал наизусть. Слышно, как он напыщенно скандирует:

С одной стороны гром, С другой стороны гром! Страшно в воздухе! Ужасно в ухе!

- А теперь вот, как побольше стал, пришла ему блажь каижки читать все книжки у барина перетаскал. Готов всю ночь напролет читать! Уж мы ему и свечей не даем на ночь, - так ухитрился: говорит, что без огня боится спать, чертей, слышь, видит и с чертями разговаривает, - ну и зажигаем лампадку. А ему это и на руку: скукожится иод лампадкой и читает. Уж и Бог ведает, что это за дите!

- Порченое, поди, - замечает одна няня.

- Нету, в горячей воде маленького купали - от того, - глубокомысленно объясняет другая.

- Что ты, мать моя, клеплешь на меня! - ощетинилась няня Пушкина. Али я молоденькая! сама его купывала: знаю, чать, какая вода полагается.

- А какая?

- Знаю какая... поди такая, в какой вы своего немчуру купывали.

- Какого немчуру? - огрызается та нянька, что сказала, будто Сашу Пушкина купали в горячей воде.

- Да вашего Сашу - Ведьмина, что ли...

- Наши господа пе Ведьмины, а Вельтманы, - защищается нянька Вельтмана.

- Ну, не все ли едино! Ведьмины - Ведьмины и есть! Вон он у вас какой...

- А какой?

- Ни кровинки в ем нет, словно оп пеклеванный - дигиль как есть! А наш-ат кровь с молоком.

Няньки чуть было окончательно не перессорилась из-за своих барчат. Действительно, няня Пушкина была права: маленький Вельтман смотрел совсем пеклеванным, бескровным мальчиком, постоянно задумывался, был рассеян и не обладал живостью в играх, так что в сравнении с ним Саша Пушкин был орел перед белым голубем. Кюхельбекер тоже уступал в живости и огненности Пушкину, и только Грибоедов, который, впрочем, был старше Пушкина года на четыре, побеждал иногда и словом, и делом беспокойного и находчивого арапчонка.

Как неожиданно вспыхнула было война между няньками, так неожиданно и прекратилась она, - и все по вине неугомонного Саши Пушкина. Он, оставив других детей, которыми все время верховодил, влетел в сонмище нянек, словно ошпаренный, и накинулся на свою старуху.

- Что ж ты мне, нянька гадкая, не показала Державина! - вдруг озадачил он ее.

- Какого, батюшка, Державина?

- Да Державина! он тут, говорят, был.

- Да я никакого такого Державина не знаю: знать не знаю, ведать не ведаю.

- Да он же, говорят тебе, сидел рядом с папой Лизы Сперанской.

- Что ж из этого, батюшка, что сидел?

- Как же ты мне не показала его!

- Ох, Владычица! и что я буду делать с этим ребенком! - взмолилась старуха. - То ему подай Жар-птицу, то шапку-невидимку, а теперь, на поди! подай ему какого-то Державина, прости Господи!