Читать «Двенадцатый год» онлайн - страница 45

"А потом и меня забудут - перестанут читать меня... других читать будут... может быть, вон того арапчонка..."

- Да ты, Лизута, кажется, плакала? Что у тебя глазки? - спрашивает Сперанский, гладя голову девочки. - Плакала? о чем?

Девочка молчит, не смеет сказать правду, а неправду еще никогда не говорила.

- Верно с Сашей Грибоедовым опять не поладили? Или с Сашей Пушкиным?.. Преострый мальчик!

Девочка обхватила руками шею отца и ласково шептала:

- Ничего, папочка... это так... немножко...

- Да как же так? И немножко не надо плакать этим глазкам.

- Ничего, ничего, папуля.

В это время подскочила к ним Соня Вейкард, такая веселая, оживленная.

- Ну, Сашу Пушкина совсем арестовали, - щебетала она. Его няня рассердилась на него и насильно увела.

- Да что он, обидел кого-нибудь? - спросил Сперанский.

- Да, он всех обидел.

Сперанский невольно засмеялся при этом наивном ответе девочки.

- О, это на него похоже... Так всех обидел?

- Всех... А его обидел Саша Грибоедов.

- Так они Лизуту обидел?

- И Лизуту.

- Как же? чем?

Девочка за-мялась и поглядела на Лизу. Обе вспыхнули.

- Ну, чем же? а? Говори, моя козочка.

- Стихами обидел, - решилась наконец сказать Соня.

- Какими стихами?

- Об Лизе.

- Вот как! стихами о моей Лизе? Что ж это за стихи?

Девочка опять замялась. Ее выручила сама Лиза, которая наконец решилась все сказать.

- Он говорит, папа, что ты любимец царский, а у меня облик семинарский.

По лицу Сперанского пробежала тень. Он понял, что устами мальчика, устами резвого ребенка говорит весь Петербург, его завистливая, ничему не учившаяся, ничего, кроме французского языка, не знающая и ни на что, кроме интриг, неспособная аристократия. Он вновь убеждался, что против него ведется тайная война, роются подкопы под каждый его смелый шаг, чернится каждое его лучшее дело... В нем заговорила гордость борца, чувствующего свою мощь среди пигмеев и бездарностей...

- Что ж, милая, в этом нет для меня и для тебя ничего обидного, что я был семинаристом... Я горжусь своим семинарским происхождением...

- А Ломоносов, великий Ломоносов был крестьянин, простой рыбак, прибавил очнувшийся Державин. - А твой папа советник и любимец государя -императора... Сам Пушкин, может быть, так и умрет каким-нибудь прапорщиком или корнетом, а то и копиистом безграмотным, а Лиза Сперанская, Бог даст, по милости великодушного монарха, скоро будет графиней Сперанской, а то и княжной... И это не за горами... И Лизу будет знать вся Россия, а Пушкина - никто.

- Я, дедушка, - заторопилась Соня, подбегая к Державину, - еще хуже обидела Пушкина.

- Чем же, моя птичка?

- Да я ему, дедушка, сказала, что у него папа был негр...

- Ай да молодец, девочка! люблю за находчивость... А ты б сказала ему, что его предок был куплен за бутылку рома.

Девочки так и покатились со смеху при этих словах.

- Ай-ай! за бутылку рома... Как смешно!

- А ром идет на пудинг, - пояснила Лиза.

- Только вы, дети, не попрекайте его происхождением, это нехорошо, серьезно сказал Сперанский.

- А! наш славный историограф... Николай Михайлович Карамзин... отшельник, - быстро заговорил Державин.