Читать «Двенадцатый год» онлайн - страница 37

- Как не захотеть! Лакомый кусочек... А казаки на это молодцы, живой рукой скрадут.

- Скрадут беспременно... Вон не дале как под Фрид-ландом французский бекет скрали... Велели это Каменнов да Греков - уж и ловкие ж шельмецы! велели это своей сотне раздеться, да нагишом, в чем мать родила, аки младенцы из купели, и переплыли через реку, да и скрали бекет, а опосля как кинутся на самый их стан, а те как увидали голых чертей, ну и опешили...

- Да, ловкие шельмы эти казаки.

- Где не ловкие! Поискать таких, так и не найдешь.

- Где найти! продувной народец.

Как бы в подтверждение этого в толпе показался верховой казак, который, перегибаясь то на ту, то на другую сторону, словно вьюн, и делая разные эволюции пикою, покрикивал:

- Эй, сторонись, братцы! подайся маленько! конвой идет, конвой дайте место.

Толпа несколько отхлынула и оттеснила в сторону нейсатого еврейчика, который, толкаясь средь народа с лотком, наполненным булками, огурцами, колбасами и всякой уличной снедью, выкрикивал нараспев и в нос:

- Келбаски свежи... огуречки зелены... булечки бя-лы... Ай-вей! ай-вей!

В одно мгновенье казак так ловко нанизал на свою пику огурец, потом колбасу, затем булку и все это пихал себе за пазуху, что еврейчик положительно не мог опомниться...

- Ай, да казак! аи, да хват!

- Ай-вей! ай-вей! мои булечки! мои огуречки! аи келбаски!

В толпе хохот.

- Сторонись, братцы! подайся маленько! конвой идет! - покрикивал этот "хват" как ни в чем не бывало.

К берегу Немана действительно двигался конвой стройными рядами, блестя на солнце оружием и красивыми мундирами. Конвой составляли полуэскадрон кавалергардов, чинно и гордо восседавших на холеных конях, и эскадрон прусской конной гвардии, которой еще более, чем русскому воинству, тяжко досталось от немилостивой руки "нового Атиллы". Конвой, оттеснив толпу, выстроился в линию, которая правым флангом упиралась в берег Немана, а левым касалась какого-то полуразрушенного здания, осеняемого однако двумя огромными флагами - русским и прусским.

То же самое движение замечалось и на противоположном берегу Немана, особенно же в той улице Тильзита, которая вела к реке: старая наполеоновская гвардия становилась шпалерами вдоль улицы, эффектно покачивая в воздухе своими высокими меховыми шапками. О, как их знал и ненавидел весь мир, эти страшные шапки, и как при виде их трепетали короли и народы!.. И итальянское, и африканское, и сирийское солнце жгло своими лучами эти ужасные шапки!.. Оставалось только, чтоб русское суровое небо посыпало их своим инеем... И оно - о! оно скоро не только посыплет, но и совсем засьшлет их...

Эти назойливые, острые и жгучие мысли винтили мозг юной Дуровой, которая урвалась из своего эскадрона, прошедшего мимо Тильзита в Россию, и очутилась вместе с другими зрителями на берегу Немана, сгорая нетерпением хоть издали увидеть того, которого она - она сама не могла уже дать себе отчета - не то ненавидела еше больше, чем прежде, не то... Нет, нет! Она только чуи-ствовала, что он, этот, в одно и то же время и страпшьн!, и обаятельный, демон войны, поражал ее, давил своим величием... Она страдала за русскую славу, за себя лично, за отца, за всех погибших в боях товарищах своих, и в то же время душа ее как-то падала ниц перед страшным гением, падала от удивления, смешанного с ужасом...