Читать «Течение» онлайн - страница 2

Олег Малахов

Предо мной предстало человечество. Руки и стеклоподъемники, простые и исконно сложные системы, детские аппликации, открытки. Я помнил все, ассоциативный ряд развивался. Пабло уже выспался и ждал пробуждения Марии. Общению у них обычно отводилось 2-3 часа, потом Пабло уходил в город, а Мария оставалась и обеспечивала уют. Она никогда не была в городе, Пабло не находил это необходимым. Мария умирала завтра.

(Последний свет романтизма.) Желательно не плакать при расставании. Насладившись однако хоть раз сладостью плача, невозможно отказаться от стройности чувств и подытоживания процессов. Максимилиан знал, что это нельзя назвать книгой. Книга - это бурлеск. Мысли плодятся, ты купаешься в кофе, а бармен знает каждый твой жест и угадывает каждое твое желание, а женщина рядом умеет молчать и ни за что не бросит тебя до тех пор, пока ты этого не захочешь, твой громкий голос, вызывающий голос будет раздражать окружающих, а твои скромные, но искрящиеся болезненно глаза сводят с ума молоденьких девушек, пугают и приводят в бешенство их кавалеров, машины замечают тебя, а ты не видишь даже людей на улице, крики в след, а ты и не идешь вовсе, а внутри зданий еда кажется блевотиной, а блевотина экскрементами, и дыхание учащается во время оргазма с молодой учительницей, случайно оказавшейся с тобой в лифте любого учреждения, и это ее дыхание, ее оргазм, ее стоны, а руки беспрестанно наносят слой совести на вечно плоскую и пустую поверхность, плохие сигареты, дешевая выпивка, дорогая одежда, парадоксальный выигрыш на скачках, незакономерная эйфория, палата, койка, друг болеет, а все-таки за окном плывет новое слово, а друг радуется, а слово неизменно подчиняет клетки мозга, пыльная дорога, дождь превращает пыль в грязь, сломана последняя зубная щетка, ночлег в траве прокуренного парка, привкус гашиша, стойкость безумства...безумства.

Я - кусочек секса в твоих глазах. Ты - танец с чужым мужчиной. Комочек строк, красное платье и интересные облака. Твоя одежда всегда превращала меня в слабого и беззащитного землемера. Ты станешь ей. Она пригласила домой. Последний раз я был у нее дома тем самым утром, памятным мне, которому предшествовала та самая ночь у того самого гнусного лицемера, чьей квартирой я воспользовался. У нее дома все было знакомым, и глаза помогли осознать, что мне нужно было все это увидеть снова. Но ее глаза не соглашались со мной. Ее глаза просто отказались от игры. Она умирала завтра. Она могла умереть сегодня, но пригласила домой, а я согласился. Она сжалилась, а во мне догнивало последнее желание соглашаться.