Читать «Русская мелодия» онлайн - страница 24

Виктор Петрович Астафьев

— Полвека минуло с той поры. А вы снова и снова пишете о войне. Это дань молодости, погибшим друзьям, выбитому под корень поколению?

— Сейчас, когда большая война в виде так называемых локальных конфликтов тлеет по границам России, писать о ней просто необходимо. Полно появилось народа, который снова жаждет кровушки. И одна из задач моих хоть маленько напомнить людям о войне и попугать. Впрочем, и пугать не надо, надо только писать правду о том, что было, — и все, этого достаточно для людей, которые окончательно не потеряли рассудка.

О той войне, по существу, правды-то еще и не писали. Ей посвящены эшелоны книг, но то, что действительно достойно считаться правдой, уместится на половине моего письменного стола. Да и время должно было пройти, чтобы всю эту правду осмыслить и проявить.

Должен сказать, что немцы больше боятся войны, хотя меньше пострадали, чем мы. И в своей настойчивости в борьбе с неофашизмом они более принципиальны. Мы уже на все рукой махнули. Неофашист, коммунист, демократ — все едино. Нельзя так. Большевики вкупе с Жириновскими запросто устроят нам последнюю в нашей истории войну. Такая свалка начнется. Поэтому о войне обязательно надо писать, чтобы показать: вот она какая, вот чего вы хотите.

— Вторая книга вашей трилогии называется «Плацдарм». Действие, по-видимому, происходит на Днепре, который вам самому пришлось форсировать?

— В отличие от первой части романа, в которой я был прочно привязан к конкретному месту действия, я называл его — были для этого причины, во второй — больше обобщенного материала. Я даже не стал называть имени реки, на которой развивается действие романа. Просто — Великая река. Не какой-то конкретный плацдарм, а просто плацдарм, как место, где люди убивают людей, клочок Земли. И те восемь дней из жизни героев второй части романа вместили в себя всю войну, весь мой фронтовой опыт, все, что происходило со мной на той войне.

Я форсировал Днепр в составе 92-й артиллерийской бригады и был на Букринском плацдарме. Была такая деревня Великий Букрин. Тот плацдарм был самым маленьким, самым трагическим. Там, по существу, все погибли. А потом, уже после войны, это место еще и затопили. Кости моих однополчан лежат сейчас на дне киевского водохранилища.

После Букринского был у меня еще один плацдарм на Днепре. Не помню его названия. Не успел запомнить — ранили.

— Год назад, когда вышла в свет первая книга «Прокляты и убиты», нашлось немало людей, заявивших, что Астафьев вновь сгущает краски. Судя по всему, после публикации в «Новом мире» «Плацдарма» эти обвинения обрушатся на вас с новой силой.

— Ну как можно, рассказывая о войне, краски сгустить. Грязь с кровью смешанная, куда еще гуще-то…

Мы должны знать правду о солдате, все годы войны существовавшем за гранью человеческого. Вот говорят: живет как скотина. Нет, скотина живет все-таки в лучших условиях. Она не спит в окопе на земле, она спит на подстилке. Что такое, например, простоять в обороне зимой полтора месяца? Вы посмотрите, от войны ведь почти не осталось фольклора. Как еще смог Александр Трифонович Твардовский написать хорошую книгу про бойца? Про бодрого…