Читать «Не стал царем, иноком не стал» онлайн - страница 27

Михаил Литов

Почему и как это случилось, Милованов не знал и не понимал. Был только вопрос: как это могло произойти? Казалось бы, произойти это не могло и не должно было, однако произошло, подтверждая истину, что чужая душа потемки. Но Зоя не проходила равнодушно, как другие, мимо смысла, на который еще и теперь не терял надежды обратить ее внимание муж, вот только не было уже у нее перед ним заведомой восторженности. И более того, она оставила за собой право судить: это хорошо, а это плохо, - и судила она, ничего не сделав и не желая делать для упрочения картины, а с дальнейшим углублением в возраст у нее даже возникал уже чисто практический подход, по которому хорошим считалось в первую очередь полезное для обеспеченного, сытого и самодостаточного существования. И это умная, чувствительная, начитанная женщина! Как же случилось, что она отошла от смысла, от истины, от своего вероятного призвания? Разве мал и недостоин смысл? или истина недостаточно крепка?

И ведь к упрощению эта женщина шла сознательно и последовательно, и все больше удовольствия доставляло ей внушать мужу, с каким холодным и презрительным чувством морщится она на все те имеющие мало отношения к реальной жизни, к действительным нуждам ценности, над которыми с озабоченностью юродивого хлопочет он. Это стало ее идеологией, поднявшейся из ее протеста против вечных ссылок мужа на высокий стиль своего проживания, будто бы позволяющий ему расслабляться при исполнении обязанностей по отношению к ней, жене, или даже вовсе не думать о них. Обидно было Милованову, что жена сошла с круга и что именно ему, совсем не шуточно озабоченному смыслом, подвернулась такая оскудевшая спутница жизни. Но в этом его невезении начертывалась мысль, как мало тех, кто поддерживает горение светильников, и как много у истины врагов, как много вокруг нее Бог знает по какой причине падших, соблазнившихся глупыми приманками цивилизации. Рисовал он грибы, а мысль о змее-искусителе протискивалась между их мясистыми ножками, и когда-нибудь он, вдохновившись, непременно выпишет этого страшного, лукаво усмехающегося гада. И эта мысль досаждала живописцу не меньше, чем сознание, что он не получил должного признания и не имеет материальной возможности трудиться только над исключительными картинами, а в миру ходить единственно с хорошей познавательной целью. Эта мысль, казалось ему, обрекала его на одиночество. Если и были где люди, готовые сочувствовать ему и разделять с ним тяготы бытия, то на первый план все равно ведь вывертывалась Зоя, которая бытием отнюдь не тяготилась, однако не прочь была осложнить его мужу. Часто он за ее мельтешением, как и вообще за ее плотно сбитой фигурой, своего рода тоже памятником, не видел ничего разумного и достойного в окружающей действительности. А если так, для кого же и для чего питать и поддерживать горение светильника?