Читать «Великая мать любви» онлайн - страница 2

* - А сейчас, кто кого!

** - Меня зовут Эдуард.

Поставив варить собранную на Рамбуто картошку, я сделал салат-ассорти, в него вошли лимон и яблоко. Ужин получился вполне приличный. Я знавал куда худшие времена. У меня оставалось несколько тысяч франков в банке, но нужно было беречь их, студия стоила 1300 франков в месяц. Никаких денежных поступлений в будущем не предвиделось.

В ту зиму я презирал род людской, как никогда, ни до, ни после не презирал его. Мне удалось издать книгу, кончающуюся словами: "Я ебал вас всех, ебаные в рот суки! Идите вы все на хуй!" Книга появилась в магазинах 23 ноября. Ожидались статьи в "Ле Монд", в "Экспрессе", и в" Ле Матэн". Каждое утро я выбегал покупать прессу, но статей о моей книге в названных изданиях не обнаруживал. Затянув китайский ватник плотнее ремешком, я возвращался в студию и, суровый, садился писать новую книгу. Вечера я проводил за чтением... что может читать борющийся с бедностью и обществом писатель? "Песни Мальдорора"! Я привез "Песни Мальдорора" в переводе на английский, из Соединенных Штатов. Уцененный "Пингвин-классик" пэйпер-бэк стоил меньше доллара. Очевидно, американцам Лотреамон был неинтересен. Ночами я ходил по рю Франк-Буржуа к пляс дэ Вож.

Владелица квартиры, бодрая старушка (мадемуазель Но!) запретила мне разжигать камин, но я жег его каждый вечер. Ящики прогорали моментально, но если мне удавалось найти старую мебель или строительные доски, в студии делалось тепло. Я приобрел китайскую пилу за 21 франк, и не пользовался electrochoffage*** вовсе. По совету Исидора Дюкаса два часа в день я уделял физическим упражнениям - тренировал себя в Мальдороры.

*** электрообогреватель

Самой характерной особенностью моей тогдашней жизни было то, что за исключением эпизодических рандеву со служащими издательства "Рамзэй" я прекратил общение с людьми. Сентябрь, октябрь, ноябрь я провел в стерильном одиночестве. Мое существование всегда отличалось судорожным экстремизмом. Я принадлежу к категории людей, которые вдруг меняют жизнь в борделе на жизнь монастыр

скую. Нормальной, сбалансированной сексуальной или социальной жизни у меня никогда не было. Однако на сей раз я, кажется, зашел слишком далеко... Не имея рядом близких людей я сосредоточил все свое внимание на девочке "с шевелюрой". Третьего декабря я заметил, что беседую сам с собой, в голос по-английски. Я дискутировал, раздвоившись, проблему "этих девочек", то есть проституток. Моя предыдущая по времени позиция, что проституция такая же профессия, как и другие профессии, подверглась моим же нападкам. Я впал в нелогичную мистику и бормотал что-то об удушающем запахе шевелюры девочки сверху. Очнувшись от дискуссии, я обнаружил себя (нас, раздваивался я и раньше, это не был мой первый опыт раздваивания) сидящим у хрупкой двери студии, в потоке холодного воздуха из-под двери и прислушивающегося к шагам на лестнице. Какая связь между девочкой с шевелюрой и проституцией? Дело в том, что я подозревал девочку сверху в проституции. Основанием послужило необычное расписание жизни ее. В то время как все обитатели последнего этажа - chambre de bonnes* сотрясали лестницу по утрам, она сходила по лестнице не ранее одиннадцати дня. Я справедливо полагал, что ни одна работа или учеба в мире не начинается в полдень. Подозрение усугублялось ее чрезмерно напудренным бледным личиком с жирно окрашенными губами. На личике этом, по правде говоря, не было написано вульгарности, как правило гордо носимой жрицами любви на рю Сент-Дени, но это меня не смущало. Бодлеристый, из "Цветов зла", городской чахлый порок намалеван на этом личике - решил я. Четвертого декабря я сумел увидеть ее в дверную щель и последовал за ней. Она быстро пошла по Рамбуто, миновала центр Помпиду и достигла бульвара Себастополь. Я победоносно уже напевал "Все хорошо прекрасная маркиза...", предполагая, что сейчас она пересечет бульвар, дабы стать на своем углу рю Сент-Дени, но она отправилась по бульвару вверх. Минут десять я шагал за нею, не выпуская из виду ее узкую, худенькую спину в дублёной, в талию шубейке до пят, как вдруг она вошла в дверь высокого дома. Не имея возможности вбежать в дом тотчас вслед за нею, я выждал некоторое время, и тем, неопытный детектив, загубил всю слежку. В списке жильцов дома числилось более десяти этажей и с десяток организаций. Иди знай, куда и к кому она отправилась. Делать любовь, или печатать на машине. Подозрительнее всех показалось мне "Польское товарищество либеральных профессий! на шестом этаже направо, но я не сумел соединить эти два подозрения. Если "моя девочка" отправилась в польское товарищество, то каким образом это сообщается с ее предполагаемым