Читать «Страстная субоота в тюрьме» онлайн - страница 26
Николай Семёнович Лесков
— Это вы присудили? — спрашиваю судью.
— Не я, батюшка, а закон.
Ну, закон и закон; а все курить у окна уж больше не приходится. Пошел опять к амбарам; судья сказал, что «адмиралтейский час ударил», и тоже пошел со мной. Сходим с лестницы, а в сенях стоят три инвалидные солдата в шапках и три арестанта с выбритыми головами; один молодой парень шаровары подтягивает.
— Взбрызнули, брат? — спрашивает судья.
— Взбрызнули, — отвечает арестант, а сам еще смеется.
— Чего ж смеешься-то? — продолжает веселый либерал.
— А чего плакать-то? Отзвонили, да и все тут.
Приголтелся, значит, подумал я.
— Ты на выпуск?
— На выпуск.
Я спросил арестанта, откуда он? Оказалось, что соседний мужик, отлучался без паспорта, попался, покормил года два острожных животных и теперь дождался себе решения, «отзвонили» его и выпустят «ко дворам». Я дал соседу четвертак на дорогу.
— Вот благодарим! — сказал арестант. — По копейке за розгу как раз, — прибавил он и опять рассмеялся.
— А тебе 25 дали?
— По суду двадцать пять.
— А разве еще и без суда секли?
— Вона!
— За что?
— За что почтешь; не ходи по лавке, не смотри в окно. Вот за что!
— Где ж тебя секли?
— Да в остроге.
— Разве там секут вас?
— Да кажинная божья неделя не проходит, чтоб кого не драли, да не по-судебному, — прибавил он, — а по сту, да по двести закатывают, ажно шкура у тебя только потрескивает, язык высунешь.
— Кто ж велит сечь?
— Да острожное начальство — городничий.
— Ну а за что?
— За то ж, за что говорил.
Арестант утерся рукавом и снова рассмеялся.
— Нет, ты правду скажи.
— Да как, что сказать-то? За все бывает…
— Ну, например?
— Ну вот таперь примераче последний раз меня ух как вычесали! за то что ношник у нас погас, а погасил его риштрантик тож ненарочно, да и говорит мне: вскричи, говорит, часового, а то скажут, нарочно сгасили плошку. Я подошел к двери и кричу, а на ту пору городничий. Чего, говорит, орешь? Я ему докладаю: так и так мол. А он как рявкнет: мошенники, говорит, вы нарочно огонь тушите, мошенничеством заниматься хотите, да и повел меня.
— Ну?
— Ну и только, и задал баню.
— Тебе одному?
— Всем, почитай. Охочь он больно пороть-то, — добавил арестант.
— Так тебе судебное наказание уж не в страх?
— Да это что ж за страх, двадцать пять розог; поблекочешь для прилики, да и все тут.
Судья расхохотался и пошел пить «анисовую» (он любил во всем подражать великим людям), а я к амбарам и рассказал возчикам, что видел и слышал.
— Это Мишутка! Мишутка! в поводырях ходил, мы его знаем. Года с два всего, как пропал. Смирный был парнек такой допрежь!
— Посмотри ж теперь какой?
— Что говорить! в остроге хоть кого насобачат.
Тем и порешили.
Как же не обрадоваться тому, что из 800 человек в целый год уж только одного секут?
В конторе комитета в первой комнате сидит два письмоводителя, а во второй стол для директоров. Тут лежат новые столярные инструменты и большая груда книг. Книги все духовного содержания и несколько букварей. Очень жаль, что книг Нового Завета далеко меньше, чем молитвенников, а книг повествовательных я и совсем не видел. Известное дело, что народ особенно охотно читает повести, рассказы, жития святых и даже биографию, вроде биографии Ломоносова, выдержки из летописей Новгорода и т. п. Нужно бы, кажется, обратить на это внимание и делать с книгопродавцами обмен жертвуемых книг, а то вся библиотека, пожалуй, составится из одних святцев и молитвословов, которых довольно по одному экземпляру на целую камеру. Нужно непременно давать те книги, которые нравятся и из которых народ вычитывает примеры нравственной жизни. Такое чтение всего приличнее для заключенных, и потому нужно стараться доставлять книги, способные очищать и умиротворять встревоженный дух, а не занимать человека только процессом чтения.