Читать «Старые годы в селе Плодомасове» онлайн - страница 54
Николай Семёнович Лесков
Порядок водворялся снова в коридоре, и Марфа Андревна опять принималась за разбор и как раз начинала опять с того самого пункта, на котором дело остановилось.
- Стыдно, мать Акулина Степановна, стыдно, стыдно! - говорила она прянишнице.
- Матушка, враг... - отвечала Акулина.
- Да, враг! Нечего на врага: нет, видно, наша коровка хоть и старенька, да бычка любит. Пусти, Василиса, вон ее, бычиху.
Мучения Акулины-прянишницы прекращались, и она исчезала.
- Семен Козырь! - возглашала ключница.
- Ну, да я уж видела!.. А? да, Семен Козырь!.. Другим бы пример подавать, а он сам как козел в горох сигает! Хорошо!.. Обернись-ка ко мне, Семен Козырь.
- Матушка, Марфа Андревна, облегчите, питательница, - не могу.
- Отчего не можешь?
- Очень устыжаюсь, матушка, - плачевно барабанит старый челядинец.
- Сколько годков-то тебе, Семен Козырь?
- Пятьдесят четыре, матушка, - отвечает, держа в пригоршнях лицо, седой Козырь. - Сходи же завтра к отцу Алексею.
- Слушаю, матушка.
- И скажи ему от меня, что я велю ему на тебя хорошую епитимью наложить.
- Слушаю, питательница, рано схожу.
- А теперь поткай его, ключница, голиком в морду.
- Поткала, сударыня, - возвещала ключница, действительно поткав Козыря, как велено, в морду, и Козырь зато уже, как человек пожилой, не подвергался более никакому наказанию, тогда как с другими начиналась на долгое, долгое время оригинальная расправа. Кончался пропуск; вылетали из западни последние птицы, и Марфа Андревна уходила к себе нисколько не расстроенная и даже веселая. Мнение, что эти охоты ее веселили, было не совсем неосновательно, они развлекали ее, и она после такой охоты целый час еще, сидя в постели, беседовала с ключницей: как шел Кожиен, как сгорел со стыда Семен Козырь и как Малашка, пройдя, сказала: "Ну дак что ж что отцу! а зачем замуж не отдают?"
- Сквернавка, - замечала, не сердясь, Марфа Андревна.
Но совсем другое дело было, если попадались женатые. Это, положим, случалось довольно редко, но если случалось, то уж тогда наказанье не ограничивалось одним тканьем в морду. Тогда Марфа Андревна не шутила: виновный из лакеев смещался в пастухи и даже специально в свинопасы и, кроме того, посылался на покаяние к отцу Алексею; холостым же и незамужним покаянные епитимьи Марфа Андревна в сане властительницы налагала сама по своему собственному усмотрению. Для исполнения этих епитимий каждый вечер, как только Марфа Андревна садилась перед туалетом отдавать повару приказание к завтрашнему столу, а за ее спиною за креслом становилась с гребнем ее покоевая девушка и начинала чесать ей в это время голову "по-ночному", в комнату тихо являлось несколько пар лакеев и девушек. Все они входили и с некоторым сдерживаемым смехом и с смущением: в руках у каждого, кто входил, было по небольшому мешочку, насыпанному колючей гречей или горохом. Мешочки эти каждый из вошедших клал всяк для себя перед образником, устанавливался, морщась, на горохе или на гречке и, стоя на этих мешках, ждал на коленях боярыниного слова. А Марфа Андревна иной, раз либо заговорится с поваром, либо просто задумается и молчит, а епитемийники все ждут да ждут на коленях, пока она вспомнит про них, оглянется и скажет: "А я про вас и забыла, - ну, зато нынче всего по сту кладите!" Только что выговорит Марфа Андревна это слово, челядь и начинает класть земные поклоны, а ключница стоит да считает, чтобы верно положили сколько велено.