Читать «Карикатурный идеал» онлайн - страница 21

Николай Семёнович Лесков

Сряду после этого описано, как нигилисты закричали: "Долой попов, долой начальство! Отнимем у всех подлецов капиталы и земли", но "дверь отворили, и вошел жандармский офицер с четырьмя жандармами". "Скрутили веревками паршивое стадо и, посадив на телегу, повезли прямо в острог". Прежде окунали ребенка в вино, что мало вероятно, потому что для этого нужно очень много вина и велику посуду, а теперь целое "стадо" с четырьмя жандармами увозят на одной "телеге" (301)... Это совсем что-то вроде римского огурца, который был с гору величиною. Хорошо ли идти с этакими речами через мост или лучше поискать броду?

В последнем периоде книги с карикатурною важностью описывается "настоящий русский вельможа", сенатор Обручев. Он приезжал в деревню "великим постом", то есть именно тогда, когда все наши "вельможи" по преимуществу бывают в столице и в деревнях помещику нечего делать; к Обручеву вбегает становой (303) с радостною вестью, что ему предписано "взять Кашеварову". "Отлично!" - говорит вельможа и произносит речь против "новых идей". Речь эта велика и, вероятно против воли автора, свидетельствует о большой ограниченности вельможи, который полагает, например, что (303) "мы затоптали в грязь патриотизм", а лучшее средство себя исправить - нам остается (306) "скинуть шапку и поклониться" Пруссии, которая, по мнению автора, есть во всех отношениях "первое государство в мире", а мы "ташкентцы". Но говорящий все эти вещи "настоящий русский вельможа", к нашему счастью, лицо не действительное, а вымышленное, что и доказывается такою его несведущностью в делах (309): он хочет, чтобы о. Алмазов (построивший в это время еще приют для нищих) был "оценен по достоинству" и говорит: "если владыка будет бессилен в этом, я в Петербурге у святейшего синода за долг почту силою выхлопотать награду, вполне достойную вас". Он силою выхлопочет у синода! - Это недурно придумано г. Ливановым. Только не напрасно ли этот сильный заранее хвалится своею силою? В повествовании, однако, его "сила" взяла: Алмазов получает наперсный крест, и Вера Николаевна, всегда делавшая все чрезвычайно вовремя и кстати для своего мужа, и на этот раз является столь же догадливою и угодливою: она (310) "вдруг умерла". Укорить ее в этом совершенно невозможно, так как она уже все поприделала, а мужу ее нужна другая карьера. Кроме того, смерть ее дает повод к изображению самых душу разрывающих и в то же самое время комичных сцен. Собрались "целых 12 священников" и множество людей; "все обливались слезами, - никто не осушал слез своих... голоса клира обрывались... отпевание прерывалось" (312). "Вечную память запел клир, и снова голос у всех оборвался... Все священники несли на плечах своих гроб", и так "свершилось"... И чуть это свершилось, сейчас же являются на сцену советник и архиерей Хрисанф, и участь о. Алмазова решена: владыка ему указывает: "идти в академию и быть архиереем" (313). "Эта мысль окрылила Алмазова; он вдруг понял, что смерть жены была угодна богу именно для того, чтобы открыть ему новую дорогу в своем отечестве"... Теперь этот доблестный деятель называется Агафангелом: об нем уже "заговорили" (317), и "он в недалеком будущем на дороге к архиерейству". - Вот чего современному, идеальному священнику указывает желать г. Ливанов... Но действительно ли такой проспект жизни столь заманчив, и действительно ли современные нам священники способны им так энергично "окрыляться"?