Читать «Дело о пропавшем боге» онлайн - страница 110

— Кто?

— Наместник с горцами.

— С чего ты взял?

— Ну как же. Лагерь этих, — тут переводчик употребил слово, неясная этимология которого подразумевала то ли отсутствие у именуемого детородных органов, то ли отсутствие породившего его государства, — рядом, не напрасно ж вы сюда явились.

— Ты их и за людей не считаешь, — заметил Нан.

Перевозчик удивился.

— Дома у него нет, — загнул он палец, — храма у него нет, поля нет, чиновника тоже нет — какой же он человек. Человек работает, а эти только грабят. Намедни в Зеленую заводь явились, девок перепортили, амбары дочиста обобрали. А ведь они это зерно не съедят, а просто по воде пустят. Не сеяли, а обобрали — разве это люди?

— Но ведь чиновники, — быстро спросил Нан, — тоже отбирают то, чего не растили?

Лодочник поглядел на него лукаво.

— Начальство — совсем другое дело, у нем право.

— Право — отбирать?

— Я вот отбираю молоко у коровы. А ведь это ее молоко. Я отбираю яйца у кур, а ведь это их яйца. Разве я не император в своем дворе? Какое право имеет теленок жаловаться, что я его прирезал — разве я его не за этим растил?

Сзади заухали одобрительно и удивленно.

«Вот и Айцар, — подумал Нан, — тоже растил себе из племянника домашнюю козу».

Лодочник подумал и осторожно спросил:

— Так как — пойдут все-таки войска на горцев или нет?

— Несколько разбойников бежало из управы, и я их ловлю, — ответил Нан.

Лодочник кивнул, а потом удивился:

— Так откуда ж вы знаете, высокий господин, что они проедут здесь?

Нан сказал, пристально глядя на крестьянина:

— Я не то что где они проедут знаю: я и за тобой на двадцать локтей вглубь смотрю. О благе государства рассуждать умеешь, а пузанка десять бочек засолил? Небось обидишься, если я у тебя рыбу в казну отберу — а ведь ты ее ни растил, ни сеял!

Корова плеснула в темноте хвостом и протяжно замычала.

Лодочник затих и в ужасе забился в угол.

Долгожданные путники пожаловали через десять минут. Двое людей наместника сразу поспешили вниз, к лодке. Кирен, возбужденный ночной скачкой, спрыгнул с коня и забарабанил в гулкую дверь. Его отменный пегий конь переминался рядом, пофыркивал, топтал грязь во дворе. Кирен нервно и весело дергал узду.

— Разрешение на ночную переправу, — заспанно буркнул Нан, выходя из домика в непромокаемом плаще и косынке поверх платья.

Юноша помахал листком перед его носом. Гелиодор, камень-оберег, камень воинской удачи, мигнул на его пальце и заблестел ярче грубых аметистов горского кинжала. Нан проворно ухватил бумагу.

— Кем подписано? — спросил он, щурясь.

— Господином наместником, поворачивайся живей!

Нан сунул бумагу в рукав.

— Как инспектор по особо важным делам, я отменяю разрешение наместника, — сказал он.

Глаза юноши затравленно блеснули, и тонкая рука столичного школьника метнулась к рукоятке горского кинжала. Но Кирен никого в своей жизни не убивал, кроме связанных павлинов перед алтарем Иттинь. Нан страшно ударил его по руке с кинжалом, и услышал, как тонкие пальцы юноши захрустели, как трубочки тростника, если наступить на них ногой. Мальчишка вскрикнул от боли и полетел в прибрежную тину. Прошлогодние камыши пошли с треском ломаться, из них бойко выпрыгивали стражники. Мокрые сети заблистали в их руках при луне, как серебряные невода, которыми ловят души грешников карлики огненных управ. Но мальчишка не сопротивлялся больше, и его безо всякой сети волокли на берег, как большого неувертливого сома. Губы Кирена дрожали, глаза глядели на инспектора с суеверным ужа сом, и лицо его, помертвев, стало совсем как лицо отца.