Читать «Пятиречие» онлайн - страница 4

После захламленного леса открылся узкий коридор квартальной просеки, которую обступили богатырские, как на картинах Шишкина, мачтовые стволы. Знойно и остро пахнбуло смолой, будто воздушная волна прокатилась, обдав нас сливками сосновых ароматов. Готическими шпилями стволы пронзали густую синеву неба и угрюмо молчали в вышине. Облака, как белые олени, мирно паслись у этих шпилей, и казалось даже, что они поддевают своими рогами их хвойное оперение...

- Ну где тут твоя обещанная турбаза? - обернулся я к Егорычу, который вот уже полчаса не раскрывал рта. Старик озирался по сторонам и хрипло дышал: видно, выпитые полстопки не пошли ему впрок.

- Ты погоди, погоди. - И вдруг засомневался: - А можа, ее вообче уже нет? Пятнадцать лет назад мы тутока, помню, с районным руководством в баньке мылись, ящик водки усидели. А потом чё-то расшумелись, разматюкались. Оно ведь как быват? Водка в тело, хмель в голову, дубина в руки - и пошло...

Мы вступили на просеку, как в глубокий тоннель, и деревья сомкнули за нами плотный зеленый занавес. Пушистый сиреневато-белый ковер стелился, пружинил под ногами, и среди этого фосфоресцирующего блеска как бы присели отдохнуть былинные сосны-богатыри, потрепанные ветрами и чудом забредшие в наши дни. Деревья обросли седыми космами, заплелись общими корнями, обнялись ветками и все вместе представляли собой одно нерасторжимое братство. (Как сказал Егорыч: "Одно дерево срубить нельзя, - прислонится к другому, а не упадет".) Стволы были без единой извилины и неохватных размеров, с бесформенными тяжелыми наплывами, благодаря которым они держали свою царственную крону. Я смотрел наверх, ухватившись за чешуйчатую кору, чтобы не упасть от головокружения, и поражался силе земного естества, вырастившего таких гигантов.

В старину когда-то говорили: "В еловом лесу трудиться, в березовом веселиться, ну а в сосновом бору - Богу молиться". Правильно, наверное, говорили: сосновая чаща с ее высоким торжественным сводом, медными колоннами стволов, облепленных разноцветными лишайниками, музыкой ветра, звучащей где-то в поднебесье, "на хорах", действительно похожа на храм.

Расчувствовавшись, я уже не глядел под ноги и едва не наступил на хвост маленькой собачонке. Она неслышно подкралась сбоку и уставила на нас умную мордочку с пятнышком на темени. Тощее, задумчивое, беспородное существо с зеленовато-дремучими глазами.

- Ну что, Шарик-Бобик, - сказал я повеселевшим голосом, - выводи нас отсюда. Мы, кажется, заблудились.

Песик искательно заглядывал мне в глаза, ожидая подачки, но с места не трогался, выписывая хвостом приветственные вензеля.

- Что-то я тебя, жопчик, не признаю, - прищурился Егорыч из-под белых бровей. - Ты чей будешь-то, басалай чертовый? Хозяин-то у тебя кто? Случайно не Федька Бельмондо... а можа, Генаха-Живодрист? Чё молчишь как партизан на допросе? Давай... вперед и с песней!

Как ни странно, Шарик-Бобик послушался его, отыскал тропку, и она заструилась среди малахитового мха. Под пологом сосен краснела брусника, выглядывали из-под палой хвои роскошные шляпки сыроежек и маслят. Среди стволов мелькала почти притихшая, наигравшаяся за день "река", одевалась в седой туман. Но тропа увела нас в сторону, в заросли ольхи и березы, и мы сразу же увидели избушку. Наверное, единственное из строений, оставшихся от турбазы имени Ивана Сусанина. Снаружи изба была затянута бурым мхом, вросла в землю и издали напоминала прибежище кикиморы или колдуна-чародея. Так мне показалось на первый взгляд. На самом деле неведомый нам владелец лесного приюта везде и всюду оставил метки своего бивачного житья-бытья. Оборудованное кострище с крючками для чайника и котелка, запас дров под навесом, мотки сухой бересты для растопки, лавочка с видом на "реку"... Человек знал, что вернется сюда усталый и озябший, и потому все заготовил впрок, все у него лежало под рукой.