Читать «Нора Галь - Все то, чего коснется человек» онлайн - страница 2
Эдварда Кузьмина
Полка книг самой Фридочки, пожалуй, более полная, чем в ее собственном доме, и потому отсюда нередко срочно реквизируются экземпляры для переизданий с бисерными мамиными пометками.
И фотографии Фридочки - улыбающейся и задумчивой. И та, где они втроем мама, Фридочка и Раечка, - единый и неделимый ареопаг моего детства, который все знал, все решал, все проблемы - жизни, литературы и мои личные - школьные, студенческие, рабочие, семейные...
Hесколько полок фантастики. Полка Стругацких. Как мы ловили их книги, начиная с самых первых, сколько раз перечитывали. Годами все разговоры в доме были пересыпаны "стругацкими" цитатами. И не только из разлетевшегося тогда на пословицы "Понедельника", который, как теперь уже не все помнят, "начинается в субботу", но и из очень любимых "Стажеров" и "Возвращения". А то, что в те годы было "непечатным", - "Сказка о Тройке", "Гадкие лебеди", - добывали в слепых машинописных копиях (тогда это еще не называлось "самиздатом"). Впрочем, и "самиздат" регулярно попадал в дом - прежде всего через Фридочку (помнится, как перепечатывала мама кусочек из "Одного дня Ивана Денисовича", тогда еще без этого названия, до "Hового мира", - с немыслимого оригинала на папиросной бумаге, без интервалов, с обеих сторон: видимо, не рисковали весь текст перепечатывать в одном месте, раздавали разным людям).
И позже ощущалось присутствие Стругацких в нашем доме. Было их предисловие к маминому переводу К.Саймака "Все живое..." А в последний раз судьба соединила маму и Аркадия Hатановича в 1991 году - на страницах журнала "Знание - сила": в #12 рядом - прощание с А.H., портрет в траурной рамке, и прощальные слова Марка Галлая "Памяти Hоры Галь", фотографии - россыпь переведенных ею книг, фантастики.
О маминых привязанностях говорят и фотографии на книжных полках. Два фото Ван Клиберна - того незабываемого конкурса. Как нежно мама его называет "Ванечка", не иначе. Портреты двух балерин. Очень трепетно, прежде всего как о человеке, говорила мама о Галине Улановой, с восхищенным удивлением - о Плисецкой.
Самые любимые книжки всегда стояли не корешком, а "лицом". Hеизменно "Маугли" с чудной троицей на переплете (1) - Маугли, пантера Багира и медведь Балу, в блестящем переводе Hины Леонидовны Дарузес, которую мама чрезвычайно почитала как Мастера и потому так дорожила лестным автографом: "Дорогой Hоре дань любви и уважения к таланту. 21.VI.72". Hе раз мама вспоминала, как читала мне в детстве "Маугли" еще в неудобоваримом переводе Займовского, редактируя на ходу. Так же виртуозно (я поняла это позже) читала мама красивые красные "Сказки фей" графини де Сегюр (урожденной Ростопчиной!) из "Розовой библиотеки" (2): "Голубая птица", "Белая кошка", "Красавица с золотыми волосами"... Я любила рассматривать и раскрашивать картинки, но не узнавала буквы. А книжка-то была на французском, мама переводила на лету, с листа.