Читать «От Фихте до Ницше» онлайн - страница 377

Фредерик Коплстон

1 Конституирование объекта может означать превращение его в объект для сознания. И с необходимостью это не означает идеализма. Или его можно рассматривать в качестве творческой деятельности, посредством которой вещи получают единственную реальность, которой они обладают, а именно соотносительную сознанию, зависимую от сознания. Именно переход к этому второму значению подразумевает идеализм.

483

Уже различимая в "Идеях", эта идеалистическая направленность мысли Гуссерля стала более заметна в "Формальной и трансцендентальной логике" ("Formale und transzendentale Logik", 1929), где обнаруживается тенденция к совмещению логики и онтологии, и в "Картезианских размышлениях" ("Meditations cartesiennes", 1931). Понятно, что этот переход к идеализму не способствовал принятию другими феноменологами гуссерлевского изначального акцента на epoche. Мартин Хайдегтер, к примеру, решительно отвергал требование epoche и пытался использовать феноменологический метод при разработке неидеалистической философии бытия.

(iv) Феноменологический анализ может плодотворно применяться в самых разных областях. Александр Пфендер (1870-1941) применил его в области психологии, Оскар Беккер (1889-1964), ученик Гуссерля, - в философии математики, Адольф Рейнах (1883-1917) - в философии права, Макс Шелер (1874-1928) - в сфере ценностей, другие применяли его и в области эстетики и религиозного сознания. Однако использование этого метода с необходимостью не означает, что тот, кто им пользуется, может быть назван "учеником" Гуссерля. Шелер, к примеру, сам по себе был выдающимся философом. Феноменологический анализ практиковался и мыслителями, общефилософская позиция которых существенно отличалась от гуссерлевской. Достаточно упомянуть французских экзистенциалистов Жана Поля Сартра (1905-1980) и Мориса Мерло-Понти (1908-1961) или даже современных томистов.

Есть основания утверждать, что это широкое использование феноменологического анализа не только красноречиво свидетельствует о его достоинствах, но и демонстрирует, что он является объединяющим фактором. В то же время то, что гуссерлевское требование epoche обычно игнорировалось или отвергалось и что феноменология использовалась в рамках различных философских учений, а не в качестве философского основания для прекращения существования конфликтующих систем, явно свидетельствует о том, что он не оправдал первоначальных ожиданий Гуссерля. Более того, под

484

вопрос может быть поставлено самое существо феноменологического анализа. К примеру, хотя отношения между континентальной феноменологией и концептуальным или "лингвистическим" анализом, практиковавшимся в Англии, составляют одну из главных тем, допускающих плодотворный диалог между группами философов, которые в других отношениях могут не без труда понимать друг друга, тем не менее одним из принципиальных спорных пунктов в таком диалоге является именно природа того, что называется феноменологическим анализом. Правомерно ли говорить о феноменологическом анализе "сущностей"? Если да, то в каком конкретно смысле? Является ли феноменологический анализ специфически философской деятельностью? Или он распадается, с одной стороны, на психологию, с другой - на так называемый лингвистический анализ? Здесь мы не можем обсуждать подобные вопросы. Но тот факт, что их можно задать, говорит о том, что Гуссерль, подобно Декарту, Канту и Фихте до него, излишне оптимистично считал, что наконец преодолел разобщение философии.