Читать «Россия - Век ХХ-й (Книга 2)» онлайн - страница 276

Вадим Кожинов

"Разрыв" с дореволюционным прошлым только усилился в хрущевское время с его "левизной", и это имело поистине роковые последствия. Выше говорилось о том, что и Французская революция была тотальным отрицанием предшествующей истории (в частности, уничтожение Церкви имело тогда, пожалуй, более беспощадный характер, чем в России). Она отменила даже сам календарь: летоисчисление велось теперь не с Рождества Христова, а с 1789, объявленного "I-м годом" (позднее, после свержения короля, "I-м" стали считать 1792-ой); новые, "революционные" имена получили и месяцы (в СССР дело до этого не дошло; ограничились тем, что в календарях наряду с обозначением "традиционного" года указывался такой-то по счету "год революции"). Так что разрыв с прошлым был самый радикальный.

Но, в отличие от нашей революции, Французская сравнительно быстро завершилась, как известно, реставрацией 1814 года (то есть ровно через четверть века): на престол взошел родной брат казненного в 1793 году короля, вернулись в страну эмигранты и изгнанники, обрела прежний статус Церковь и т. п.

Все это, конечно, не могло возвратить страну к ее дореволюционному состоянию: слишком кардинальными были перемены, и уже в 1830 году "маятник" истории двинулся "влево" - в Париже вспыхнул бунт, который как бы "уравновесил" реставрацию и революцию. И в свете этого сам начавшийся в 1814 году период реставрации во Франции предстает, в сущности, как восстановление связи времен, преодоление того тотального "отрицания" предшествующего исторического бытия (и сознания) страны, которое началось в 1789 году.

Совсем по-иному шло дело в России. Нечто подобное реставрации началось у нас только в 1991 году - то есть не через четверть, а через три четверти века (по сути дела - жизнь трех поколений) после 1917 года. "Реставраторы", конечно, всячески старались показать, что возвращают страну в дореволюционное состояние: восстановили прежний герб, флаг и т. д., выискивали среди потомков династии Романовых подходящего "претендента", стояли со свечками в руках в Успенском соборе (где последняя литургия состоялась на Пасху 1918 года) и т. п. Но все это представляло собой бессодержательные "жесты", и разрыв с дореволюционной Россией был слишком велик (в частности, людей, которые вступили в сознательную жизнь до 1917 года, уже почти не имелось).

То, что революции с необходимостью завершаются реставрациями, определяется уже хотя бы неизбежным "разочарованием": любая революция осуществляется с целью создания принципиально более совершенного общества взамен наличного, пороки и злодеяния которого крайне преувеличиваются революционной пропагандой. Но, как уже неоднократно отмечалось, "прогрессистское" мировоззрение заведомо несостоятельно: любое ценное "приобретение" оборачивается равноценной "потерей" - и рождается настоятельное стремление "вернуться" в прошлое (которое теперь, напротив, "идеализируется"),- что опять-таки немыслимо (в особенности, если дело идет о "возвращении" на три четверти столетия назад...).