Читать «Россия - Век XX (Книга 1, Часть 2)» онлайн - страница 252

"Осип весел. Там было так... Осип пленил партийное руководство и имел лошадей и автомобиль и разъезжал по округе верст за 60-100... знакомиться с делом... А фактически это может быть материал для новых "Черноземов" (имеется в виду стихотворение с этим названием, написанное в апреле 1935-го. - В.К.). Говорит: "Это комбинация колхозов и совхоза, единый район (Воробьевский) - целый Техас... Люди слабые, а дело делают большое настоящее искусство, как мое со стихами, там все так работают". О яслях рассказывает, о колхозниках... Факт тот, что он... видел колхоз и его воспринял... Как ребенок, мечтает поехать еще туда"435.

Кто-либо, по всей вероятности, скажет, что Осип Мандельштам крайне "идеализировал" увиденную им жизнь. Однако в сравнении с началом 1930-х годов жизнь деревни, без сомнения, изменилась в "лучшую сторону": созидание шло в ней на смену разрушению. И конечно же, поворот в отношении поэта к Сталину (пусть опять-таки "неадекватный", с крайней "идеализацией") был порожден не самодовлеющим стремлением "слиться" (по слову М. Л. Гаспарова) с его многочисленными воспевателями (ведь их было немало и в 1933 году, - в том числе близко знакомые поэту Пастернак, Тынянов, Чуковский, Эренбург и т.д., - но Мандельштам тогда противостоял им), а поворотом в самом бытии страны, - поворотом, который Осип Эмильевич, как ясно из только что приведенной информации, лично и горячо воспринимал.

Впрочем, М. Л. Гаспаров в другом месте своей книги дает совершенно верное определение исходного смысла мандельштамовской "оды" Сталину - в сопоставлении со смыслом памфлета 1933 года:

"В середине "Оды"... соприкасаются... прошлое и будущее - в словах "Он (Сталин. - В.К.) свесился с трибуны, как с горы. В ряды голов. Должник сильнее иска". Площадь, форум с трибуной... это не только площадь демонстраций, но и площадь суда. Иск Сталину предъявляет прошлое за все то злое, что было в революции и после нее (разумеется, включая коллективизацию. - В.К.); Сталин пересиливает это светлым настоящим и будущим... Решение на этом суде выносит народ... В памятной эпиграмме против Сталина поэт выступал обвинителем от прошлого - по народному приговору он не прав..." (цит. соч., с. 94), - надо думать, "не прав" именно теперь, в 1937-м, когда безмерно трагическое время коллективизации это уже "прошлое".

Пришвин, Булгаков, Мандельштам... Это настолько высокие и весомые личности (и вместе с тем глубоко своеобразные), что их сознание и поведение в 1930-х годах уместно рассматривать как часть, как компонент самой истории страны. И изменение их восприятия Сталина или, вернее, экономико-политического курса, осуществлявшегося под знаком этого имени, являло собой отнюдь не какое-либо "приспособленчество", а изменение основы, стержня общественного сознания России, которое не могло не "одобрять" переход - или хотя бы установку на переход - от разрушения к созиданию.