Читать «Россия - Век XX (Книга 1, Часть 2)» онлайн - страница 230

Гнедин рассказал, как пришедший от сохи или станка в НКВД Гарбузов, даже рискуя вызвать опасный для себя гнев начальника, не смог ударить своего подследственного. И этот "единичный" эпизод подтверждается самым что ни есть "всеобщим" показателем: в 1939-1940-м "годовое" количество смертных приговоров уменьшилось, в сравнении с предшествующими двумя годами, в 200 с лишним раз, а в 1946-1953-м, когда "хамы" уже преобладали в МГБ, - даже в 360 раз!400

Мне, вполне вероятно, возразят, что это чрезвычайно резкое сокращение количества смертных приговоров объясняется не сменой "кадров" в НКВД-МГБ, а тем, что "наиболее опасные" реальные или мнимые "враги" ("враги" Сталина или тогдашней верховной власти в целом) были в основном уничтожены в 1937-1938 годах, и позднее, так сказать, уже некого было казнить... Однако даже если и согласиться с подобным истолкованием столь кардинального сокращения казней (в 360 раз!), оно не колеблет высказанные ранее соображения: "деревенские хамы", пришедшие в НКВД на смену прежним "чекистским кадрам", отнюдь не проявляли той, унесшей сотни тысяч жизней, кровожадности, которая была присуща их предшественникам, - хотя и Хенкин, и Хрущев, и многие другие утверждали и утверждают - совершенно безосновательно - обратное.

А истинная суть дела заключается в том, что после 1937 года решительно изменилось само общее положение вещей в стране, и поднимавшиеся наверх "деревенские хамы" соответствовали этому новому положению.

Но об этом речь пойдет ниже; сначала подведем итоги "обсуждения" мемуаров Разгона и других. Как мы видели, и Разгон, и Хенкин, и Хрущев пытались внушить, что самые "страшные" фигуры, которые-де и повинны в жестоком массовом терроре, - это разгоновский Корабельников, хенкинские "деревенские хамы", хрущевские "люди прямо от станка". Совсем иное дело "обаятельный" Бокий, "вовсе не злой" Миша Маклярский (у Хенкина), "замечательный, честный" Агранов (у Хрущева) и т.д.

При этом Разгон "откровеннее" других (почему я и уделил столь большое внимание его сочинению). Он - правда, только во втором издании своей книги - признал, что Бокий "обмазан невинной кровью с головы до ног" и "невозможно подсчитать количество невинных жертв на его совести", и тем не менее в качестве главного, самого страшного "злодея" преподносится в разгоновской книге Корабельников, который лишь "технически" исполнял приказы начальников типа Бокия...

И все же, подводя итоги, необходимо сказать о другой - и очень важной - стороне проблемы. Конечно же, охарактеризованные выше попытки возложить ответственность и вину за "1937-й" на так называемых деревенских хамов несостоятельны чисто фактически и безнравственно-лживы. Однако те из моих читателей, которые попросту переложат ответственность и вину на "друзей" Хенкина и Разгона, по сути дела поставят себя в один ряд с этими авторами.