Читать «Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)» онлайн - страница 291

Совершенно ясно, что Тютчев говорит здесь прежде всего о тысячелетней нравственно-исторической силе. Между тем Аксаков, зная, конечно, о таком тютчевском восприятии церкви, толковал его едва ли правильно. Тот факт, что Тютчев не "жил" в церкви, а только созерцал ее, Аксаков весьма неубедительно выводил попросту из его "заграничной долгой жизни в местах, где не было ни одного русского храма".

Что же касается "недостатка веры" в Тютчеве, Иван Аксаков попытался объяснить этот недостаток некой безнадежной слабостью его духа... Он заявил, что поэт мучился "сознанием недосягаемой высоты христианского идеала и своей неспособности к напряжению и усилию". Тютчеву, не без жесткого критического пафоса писал Аксаков, "не суждено было... обрести и того мира, который... дается лишь действием веры... равномерным, соответственным развитием и деятельностью в человеке всех его нравственных сил... Пустота в человеке, если не христианских верований, то христианских убеждений, каким был несомненно Тютчев, могла быть наполнена лишь одним высшим содержанием - деятельностью, - деятельностью не одной мысли, но и других нравстственных сторон духа. Ум Тютчева парил в даль и в высь, в самых отвлеченных областях мышления, - а сам он, будто свинцовыми гирями, прикован был, как любят выражаться поэты, долу: немощью воли, страстями, избалованностью - ненавистницей работы и усилия".

Здесь, собственно, сразу два в общем-то различных по своей сути обвинения: Аксаков усматривает в жизненном пути Тютчева и недостаток действия всей цельности нравственных сил, которое одно могло бы привести поэта к истинной вере, и, с другой стороны, недостаток деятельности вообще.

Что касается первого обвинения, Иван Аксаков, как ни странно, сам себе исчерпывающе ответил в следующей меткой характеристике жизни тютчевского духа: "Как обозначить край познаванию истины? Как удержать пытливость бдящего духа?.. Он не мог ни загасить, ни ослабить сжигавшего его пламени, ни смирить тревожных запросов мысли, - он не мог удовлетвориться дешевою сделкою между постигаемым и непостижимым..." Про таких людей, каким был сам Аксаков, можно бы сказать, что они обретали это "удовлетворение", но Тютчев действительно не мог его обрести...

Второе обвинение - в "недостатке деятельности вообще" - обусловлено тем, что Аксаков и Тютчев совершенно различно относились к самому понятию "деятельность", о чем еще будет речь.

Беззаветной и поистине сжигающей была вера Тютчева в Россию, так мощно и проникновенно воплотившаяся в его поэзии. Эта вера, вспыхнувшая еще в отроческой душе в 1812 году, расширялась и углублялась на протяжении всей жизни поэта. Ни в коей мере не закрывая глаз на темные и больные стороны современной ему действительности, он все более уверенно прозревал неиссякаемые нравственные первоосновы русского народного бытия и сознания.