Читать «Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)» онлайн - страница 283

Месяц, протекший с момента получения западных нот до появления русского ответа на них, поэт провел в напряженной деятельности. И, между прочим, как бы противореча своему собственному рассказу о том, что Тютчев чуть ли не пассивно ждал этого ответа, Мещерский затем приоткрывает в своих воспоминаниях покров над "тайной дипломатией" Тютчева в это тревожное время. Он рассказывает, что в течение какого-то периода "ничего не было решено, и Государь находился между нерешительностью Горчакова и своим собственным чутьем... На помощь второму доблестная дочь его (Тютчева. В.К.), Анна Федоровна, умоляла Императрицу взять на себя инициативу и поддержать Государя в его решимости ответить Европе достойно России и... голос Императрицы решил победу русской чести. Из двух представленных Горчаковым Государю проектов ответа, слабого и сильного, Государь выбрал второй... главные мысли этой ноты принадлежали перу Тютчева".

Фанатичный монархист Мещерский явно сместил роли: едва ли можно сомневаться в том, что не царь, а именно Горчаков - не без самого энергичного воздействия Тютчева - проявил в этом деле решимость. Но есть все основания считать, что Мещерский нисколько не преувеличил роль Тютчева во всей этой истории, роль, о которой сам поэт не хотел, конечно, ничего говорить, ибо это могло испортить дело. Он, напротив, стремился представить весь ход событий достижением Горчакова.

Он писал ему из Москвы 11 июля: "Ваши депеши пришли сюда вчера. И я почитаю себя счастливым, что находился в Москве в такой момент... Это был, помимо всяких фраз, момент исторический... После всех этих оскорблений, всех этих официальных дерзостей заграницы, после всех этих сомнений и тревог... вдруг ощутилось как бы чувство облегчения. Вздохнулось свободно. Ничто не прошло здесь незамеченным в этих удачливых депешах. Ни один оттенок, ни одно намерение, ни одно изменение голоса не ускользнуло от оценки публики, или, вернее, страны. Всякий чувствовал себя счастливым и гордым, услышав себя говорящим так, ибо каждый находил присущий ему оттенок в том голосе, который говорил за всех.

Вы знаете, князь, - продолжал Тютчев, - что газета Каткова первая обнародовала ваши депеши в подлиннике и в переводе... На Тверском бульваре, где я обитаю, виднелись группы, с оживлением обсуждавшие ваши депеши. Ко мне лично подошел незнакомец, спросивший меня, читал ли я их, и на мой утвердительный ответ этот человек сказал: дай Бог здоровья князю Горчакову - не выдал...

Одним словом, князь, впечатление, произведенное на моих глазах здесь, в Москве, вашими словами, тем полным достоинства и твердости тоном, которым по вашему благородному почину заговорила Россия, впечатление это есть достояние истории".

Естественно, что Горчаков был необычайно доволен этим тютчевским письмом. На следующий же день после своего возвращения в Петербург, 11 августа, поэт едет в Царское Село, где жил тогда министр. "Я отправился... - писал он Эрнестине Федоровне, - обедать к Горчакову, который меня встретил еще радушнее, чем обыкновенно... Он с большим увлечением рассказал мне, какое удовольствие доставило ему мое... письмо из Москвы".