Читать «Ангелы одиночества» онлайн

Керуак Джек

Ангелы одиночества

Джек Керуак

Ангелы одиночества

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПУСТЫННОЕ ОДИНОЧЕСТВО *

О, эти полуденные часы, эти бездельные часы, которые я проводил сидя или лежа на Пике Одиночества, иногда прямо на альпийской траве, сотни миль заснеженных скал вокруг, на севере неясно вырисовывается гора Хозомин, на юге громадный покрытый снегом Джек, завораживающий вид на озеро на западе со снежным горбом Пекарской горы позади и на востоке складки гигантских каменных волн образующих Каскадный Хребет, и однажды осознав внезапно что "Я могу меняться, делать все что хочу, приходить, уходить, взывать о жалости и страдать, радоваться жизни и кричать, - я, но не Пустота", теперь каждый раз думая о пустоте я вглядывался в гору Хозомин (потому что стул, кровать и лужайка были обращены к северу), пока не понял что "Хозомин это и есть Пустота - или кажется пустотой моим глазам" - голые скалы, пики, выпирающие из тысячефутовых бугров каменных мышц выпирающих из тысячефутовых выступов густо поросших лесом плеч, и зеленая ощетинившаяся остроконечными елями змея моего собственного (Голодного) хребта подползающая к ней, к ее чудовищному своду синеватого прокопченного камня, и "облака надежды" лениво висящие за хребтом в Канаде, с их слоистыми комьями и усмешками, подмигиваниями и овечьей белизной их туманных лиц, дуновением их дыхания и потрескивающими вскриками "Хой! Хой, земля!" - парящие глумливости вершины чернокаменной Хозомин и лишь когда приходит пора гроз они скрываются от моего взгляда чтобы потом возвратиться мазок за мазком превращая беспросветную угрюмость в облачную дымку - Хозомин, которая не трещит как хижина скрипящая под напором ветра и похожая если посмотреть на нее вверх ногами (когда я стою на голове во дворе) на болтающийся в безграничном океане пространства пузырь

Хозомин, Хозомин, прекраснейшая из гор, иногда становящаяся полосатой как тигр из-за извилистых линий омытых солнцем ручьев и теней выступающих утесов в Сверкающем Свете Дня, вертикальных борозд и бугров и Бабах! трещин в ледниках, трах-тарарах, великолепнейшая Благоразумная гора, о которой никто даже и слыхом не слыхивал, и всего-то 8.000 футов высотой, но какой ужас обуял меня когда я впервые увидел эту пустоту в мою первую ночь на Пике Одиночества, проснувшись от двадцатичасовых туманов к залитой звездным светом ночи и подавленный Хозомин с ее двумя острыми вершинами, прямо в моем окне чернеющая - Пустота, каждый раз думая о Пустоте, я видел Хозомин и понимал - Более 70 дней должен я буду смотреть на нее.

2

Да, ведь в июне, добираясь автостопом до Долины Скэджит в северо-западном Вашингтоне к месту моей работы пожарного наблюдателя, я думал, "Заберусь вот на самый Пик Одиночества и когда все люди покинут меня на своих мулах и останусь я совсем один то встречусь лицом к лицу с Богом или с Татхагатой и смогу раз и навсегда понять в чем смысл существования, страдания и всех этих бессмысленных метаний", но вместо этого я остался лицом к лицу с самим собой, без выпивки, без наркотиков, без всякой возможности увильнуть, но лицом к лицу с чертовым Мной - стариной Дулуозом и бывали времена, когда мне казалось, что я умираю, сдохну со скуки или спрыгну с вершины горы, но проходили часы, дни, а у меня все никак не хватало духу для такого прыжка и я должен был ждать чтобы увидеть реальность как она есть - и это произошло однажды в полдень 8-го августа когда я брел по верхнему альпийскому дворику по узенькой дорожке протоптанной мной за те бесчисленные разы, по нескольку за ночь, что я проходил здесь по пыли или грязи со своей масляной лампой подвешенной внутри хижины со смотрящими на все четыре стороны света окнами, заостренной крышей-пагодой и громоотводом, тогда ко мне пришло это понимание, после всех слез, скрежета зубовного, убийства мыши и попытки убийства еще одной, чего я в жизни своей прежней не делал никогда (никогда не убивал животных, даже грызунов), оно пришло ко мне в этих словах: "Пустоте наплевать на все высоты и падения, Господь мой взгляни на Хозомин, разве она о чем-нибудь тревожится? разве ей бывает страшно? Склоняется ли она перед приходом грозы, ворчит ли когда сияет солнце или кричит во сне? Разве она способна улыбаться? Разве не была она порождена безумным коловращением дождя и огня, а теперь стала просто Хозомин и ничем другим? Почему я должен выбирать быть ли мне жестоким или нежным, если Хозомин это не волнует совсем? - Почему я не могу быть подобен Хозомин и О Пошлость О почтенная буржуазная пошлость "принимай жизнь такой как она есть" - как сказал этот алкаш-биограф У.Е. Вудворт "единственный смысл жизни - прожить ее" - Но О Бог мой, как это скучно! Но разве Хозомин скучает? И мне осточертели все эти слова и объяснения. А Хозомин - устает?