Читать «Моя миссия в Париже» онлайн - страница 52

Деловые круги, которым больше нечем было торговать, за исключением каких-то непонятных и трудно осуществляемых поставок для армии, были также деморализованы. Средний класс страдал от всего: от всеобщего маразма, от смертельной тоски, отсутствия удобств - короче, от всего того, что составляет прелесть жизни. В довоенной обстановке, веселой и счастливой, он чувствовал, что живет. Теперь же он видел, как на всех парах мимо пролетают знатные персоны, руководители, с мрачным и озабоченным выражением на челе, предвестником ужасных новостей. Какие еще несчастья обрушатся на страну?

Рабочий класс, сосредоточенный, молчаливый, вынашивал зловещие планы. Ни малейшей догадки не возникло насчет того, что его возбуждает, однако от рабочих можно было всего ожидать.

Одни только крестьяне оставались невозмутимыми. Верующие, пассивные, добрые, они отправляли без единого слова протеста своих сынов и братьев на фронт, они ожидали конца кровавой трагедии, чтобы устроить праздник тем, кто вернется, или чтобы оплакать тех, кто погибнет.

В городах особенно ожесточал умы повседневный хоровод очередей. Как говорит русская пословица, голод - не тетка... Поэтому ежедневно, с утра и часто до ночи, бесконечные очереди бедняков выстраивались перед продуктовыми магазинами. Даже холод не мог согнать их с места, прервать терпеливого ожидания.

Что делать во время долгого ожидания? Болтать. Каждый рассказывал свою маленькую историю, то, что слыхал там и сям, и каждая обыкновенная сплетня безмерно разрасталась, становилась правдой, даже если была явной ложью. Лица, стремившиеся вызвать глухое брожение, могущее по сигналу превратиться в большой бунт, изощрялись в распространении всяческих слухов. Среди частично или полностью неграмотных масс этот метод был весьма успешным.

Не будучи затронуты этими лишениями, представители богатых классов тоже не испытывали удовлетворения. Бесконечные нарушения их привычки к праздникам, удовольствиям, путешествиям делали их жизнь невыносимой. Заточенные в столице, они умирали от скуки, постоянно возвращаемые к действительности ежедневными военными бюллетенями и сценами уличной нищеты. Мысленно они уже примирились с худшими событиями, лишь бы "все изменилось". Конечно, еще устраивались благотворительные спектакли, бальные вечера в пользу раненых, на которых золото текло рекой, однако модницы вели себя гораздо скромней: их платья были не так декольтированы, меньше сияло бриллиантов на шее, запястьях, пальцах и в волосах.

Недовольство все больше и больше охватывало эту элиту, которая теперь и не вспоминала о нашем первом успехе в Восточной Пруссии, а больше помнила о последствиях наших отступлений, когда ради остановки германцев на французском фронте и отвлечения части их сил на нас мы пожертвовали, по крайней мере, двумя третями наших лучших войск. Это обеспечило победу на Марне, однако в России было на руку революционерам и всем противникам режима. Что еще больше усиливало всеобщее плохое настроение, так это известия о различных интригах в высшем командовании. Многочисленные армии нуждались в едином вожде, который умеет приказывать, который уверен, что ему подчинятся, и который получит все полномочия, чтобы сломить любое сопротивление того или иного генерала и немедленно сменить неспособных. Однако вмешательство высших петроградских сановников останавливало любые санкции. Куда это могло нас завести?