Читать «Походные письма 1877 года» онлайн - страница 180

Николай Павлович Игнатьев

Я встречен был везде приветственно. Здесь приготовили мне квартиру (слишком красивую и дорогую) в Grand h рядом с великим князем Алексеем Александровичем. Нашел Нелидова и Базили. Первый приехал из Главной квартиры со специальною целью со мною переговорить. Второй прибыл накануне, не дождавшись меня ни в Раздельной, ни в Яссах. Желание Нелидова в скорейших крестинах*** разделяется старшими. Мельников* решился написать дядюшке и соседу-приятелю, но прежде всего со мною посоветовался. Решетилову** были крайне неприятны и приезд Нелидова, и вызов помещика** . Тем не менее мои замечания приняты и введены в заготовленное. Решетилов хлопотал, как бы меня сбыть скорее с рук, и спросил Мельникова, не переехать ли к нему мне. Ответ утвердительный. Вместе с тем я получил приглашение отправиться (de suite****) в Порадим. Дело не такое легкое, как кажется. Недостаточно было мне найти кучера. Надо его выслать с коляскою и лошадьми в Фратешти. Это исполняется сегодня, а завтра с утра последую я и прибуду в среду вечером или в четверг утром, захватив фургон и вещи в Систове. Искал помощника Дмитрию. Цены неимоверные. Решился взять Евангели.

Обнимаю вас всех тысячекратно. Целую твои ручки и ручки добрейшей матушки. Да благословит вас Бог. Непрестанно думаю о тебе, моя ненаглядная жинка. Гики тебе кланяются. Твой верный друг и любящий муж Николай. Отдал ли Решетилов ящик с бумагами, деньгами и твоими бриллиантами в банк?

No 39 (3)

Начато в Бухаресте 22-го перед выездом

Канцлер уговаривал меня ехать вечером вчера и третьего дня в театр французский, но забава и развлечение на ум не идут без тебя, моя несравненная жинка. Притом минуты слишком важные для России и очень серьезные мы переживаем, не до театров теперь и пустословия. Даже к Гике не пошел вечером, а просидел у себя, занимаясь и принимая посетителей. Здесь Франке, барон Шпийгер, Фродинг, Негропонте и пр., одним словом, много константинопольцев. Они несколько раз в день пытались застать меня наедине, чтобы поговорить о своих делах, но долго не успевали, и Шпийгер мне объявил, что "точь [в] точь в Константинополе, и что я снова попал в такой же коловорот, как и прежде". Действительно, масса осаждающих меня посетителей изумительна. Как я ни стараюсь не говорить о политике, отстраняя себя совершенно от дел и отсылая всех к пребывающему здесь канцлеру, ничто не помогает. Все мне всматриваются в глаза, стараясь изведать будущее, и утверждают, que je suis pivot de la situation*. Почему и зачем? Глупцы - будущее в руках божиих, а мы постоянно не знаем даже, чего хотим! Как прежде утверждали, несмотря ни на какие доводы, что я веду к войне нашу политику, теперь усматривают в моем возвращении несомненный признак скорого мира. Где тут логика и последовательность в общественном мнении, превозносящем и низвергающем личности без смысла и разбора? Одно верно - что меня безличным, тунеядцем, глупцом никто не считает. И за то спасибо, что никто не сомневается, что я неугомонный патриот. Иностранцы ко мне так и лезут. У меня были преинтересные разговоры с Братьяно и Когельничано, первенствующими румынскими министрами. Первый - честный, но увлекающийся либерал-демократ, патриот, завербованный мною в союз с Россией и поддающийся замечательным образом моему влиянию. Беда та, что он впечатлителен, изменчив по непрактичности умственного направления и прежде всего - человек партии, что заставляет его окружать себя людьми недостойными... La queue de son parti est tr mauvaise et g excessivement les relation avec lui**.