Читать «Походные письма 1877 года» онлайн - страница 138

Николай Павлович Игнатьев

Заметь, друг мой, что Главный штаб армии не управляет уже войной, предоставив туркам инициативу. Вот уже две неожиданности встретил он: Плевно и Шибку. Штаб хладнокровно толкует о вероятности потери в последнем пункте 11 тыс. Опасаюсь, что третий камуфлет будет дан турками со стороны Осман-Базара, по направлению к Тырнову. Таким образом три массы турок гонят нас к Дунаю, тогда как с малым умением мы могли бы их разбить, каждую отдельно!

Сейчас тяжелый фельдъегерь (выехавший из Петербурга в пятницу) передал мне письмо твое от 6 августа (No 30), милейшая подругая моя, жинка ненаглядная. Поздненько получила ты телеграммы. Хорошо, что стало тебе стыдно (?) за твое беспокойство. Побаловала ты меня заочными ласками, так что на душе стало светлее и легче. Спасибо тебе за добрые выражения давно известных мне чувств твоих. Боткину передал твои любезности, а равно и Адлербергу. Первый дает мне изредка свои капли (в которых заключается немного хины), но не давал мне хины на 20-й день и не хочет давать на 40-й, утверждая, что старая лихорадка с корнем из меня выгнана и не может вернуться.

Вижу по письму, что Тюренька тиранствует по-прежнему. Пора в руки взять его. Зачем это ты сидишь за письмом до 2-х час. ночи? Для меня несравненно лучше будет, если ты сократишь письма, да рано ляжешь и вдоволь выспишься, как ни радостны мне длинные письма твои. Неужели днем не успеешь написать? Видно время распределено неудачно.

2-я дивизия (Имеретинского) уже в огне. Слухи о числе татар преувеличены, их всего 25% в полку, что законом допускается. Убедительно прошу тебя моим именем денег на христиан балканских не собирать, как о том просил тебя Демидов. Вообще столько же сначала, - когда все хорошо шло и когда я мог устроить сам весь Восточный вопрос, бывший у меня в руках, меня старались затушевать, обессилить и оттеснить на задний план, - столько же теперь, когда наделали бездну глупостей - политических, военных и административных, когда уронили в грязь знамя, которое я столько лет один держал высоко, когда испортили, может быть, навсегда (не дай Бог) положение наше в Турции и даже среди христианских населений, стараются ссылаться на меня, упоминать обо мне и пр., очевидно, с заднею мыслью сделать из меня "козла отпущения"{50}. Некоторые из зависти, большинство - из эгоизма и ради легкомысленного, но себялюбивого отношения к делу, а враги отечества и всего русского -из явного и верного расчета постараются по окончании войны свалить все на меня, пожалуй, несмотря на совершенную мою невинность, на отсутствие логики и последовательности! Многим у нас, а в особенности иноземцам, было бы весьма выгодно обратить на меня неудовольствие народное, "злобу дня", поколебать мою репутацию и доверие ко мне соотечественников, очернить и сделать невозможным мою дальнейшую деятельность. Бог с ними! Зная свет, я ничего хорошего не ожидаю и на "князей" века сего не рассчитываю. Пусть оставят меня в покое и дадут пожить мне на просторе с тобою, милейший друг мой, и детками нашими, насладиться семейным счастьем, которое я выше всего ставлю.