Читать «Негромкий выстрел (Вместе с Россией - 1)» онлайн - страница 64

Затем братья в тишине творили моление. По прошествии условленного времени бессловесную молитву сменила песня на мотив "Коль славен":

Отец любви, миров Строитель,

Услышь смиренный глас рабов,

Будь наш наставник, оживитель,

Будь нам помощник и покров!

Пронзи нас истиной святою,

Да дышим и живем с Тобою!

Нестройный хор голосов так же внезапно замолк, как и возник, и Великий мастер приступил к делу.

- Милостивые государи и любезные братья! - слащаво произнес он. - Бог, смерть, любовь, братство и истина!

- Воистину братство и истина! - ответствовал хор.

- Любезные братья! - продолжил Великий мастер. - Сегодня у нас полдень редкой радости и приближения к свету истины. Наш милый брат, - при этих словах Кедрин привстал и сделал малый особый знак, - совершил по благословению ложи славную работу в главные столицы "вольных каменщиков" Париж и Берлин. Его долгий труд на ниве истины был увенчан в Париже высокой, третьей степенью мастера.

- Слава мастеру! - нестройно возгласили ученики, подмастерья и франкмасоны других градусов и застучали молотками.

Когда шум утих, Великий мастер продолжал:

- Мы нижайше просим почтенного мастера сделать нам сегодня обозрение работы братьев наших в латинских и германских странах, донести до нас их рвение в постижении света и доблесть в движении к цели. Любезный брат, взываю ввести нас в истину!

И председатель бухнул своим молотком о жертвенник.

14. Петербург, ноябрь 1912 года

Специальный поезд тащился мимо унылого осеннего леса, мимо болот и заколоченных на зиму дач в Царское Село. Безвольный и мнительный "самодержец Всея Руси" Николай Александрович перенес сюда - после трагических событий января 1905 года - свою резиденцию из Зимнего дворца в желании отдалить себя от возмущенных рабочих масс Петербурга, укрыться за штыками солдат, нагайками казаков и пулеметами жандармерии. Семь лет курсируют такие поезда от бывшего Царскосельского, а ныне вокзала Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги, доставляя в Царское Село военные, чиновные звезды Санкт-Петербурга. Французская и немецкая речь звучит в богато отделанных купе, мощные кондукторы из унтер-офицеров Собственного Его Величества Железнодорожного полка исправно несут службу. Они не только радостно "едят глазами начальство", но и держат в образцовом порядке медяшку, инвентарь и мягкую рухлядь.

Проседь бобровых воротников на шинелях тончайшего сукна, золото эполет, звяканье парадных - с гладкими колесиками - шпор на лакированных башмаках, аромат французских духов "Русская кожа" и напомаженных усов, бакенбардов, бород, оловянные от сознания собственной важности и предстоящего представления государю глаза - все это со скоростью тридцати верст в час двигалось по самому "бархатному" в мире рельсовому пути.

В одном из отделений хвостового вагона, в котором пассажиров было несколько меньше по причине тряски и качки, вели неторопливую беседу генерал Монкевиц и полковник Соколов. Монкевиц был приглашен на совещание у государя, имевшее быть после церемонии, а Соколов направлялся в Царское Село для представления императору на Большом приеме по случаю присвоения очередного звания. Перед отъездом он долго думал, не надеть ли мундир родного гусарского Литовского полка, из которого он вышел в академию и в котором регулярно проходил месячный ценз командования строевой частью. Он знал, что государь не любил в отличие от своего кузена Вильгельма Гогенцоллерна, генштабистов и вместе со всеми солдафонами своей армии иронически называл их "моментами". Посему генштабисты предпочитали представляться царю в форме своих прежних полков. Однако Соколову было чуждо выслуживание и прислуживание. Именно поэтому он вопреки совету Монкевица предпочел мундир Генерального штаба.