Читать «Московские тетради (Дневники 1942-1943)» онлайн - страница 39

Всеволод Иванов

Приходили из "Гудка", приглашали писать. Многозначительно говорят:

- К нашей газете за рубежом приглядываются. Мы можем сказать то, что не скажет "Правда" и "Известия".

Ну а мне-то не все равно? [...]

Согласился написать статью о Выставке к 25-летию РККА, надеясь, что там будет картина Петра Петровича "Лермонтов". Позвонил им. Ольга Васильевна сказала, что, хотя Петру Петровичу никто ничего не говорил, однако же он понял, что лицо у Лермонтова слишком безмятежное и он его подправил: потому, де, и на выставку не дал. На самом-то деле, наверное, сказали ему, потому что настроение это входит в настроение, которое прорывается в газетах - Россия-то Россией, товарищи, но надо помнить, что и тогда... Словом, всплывают охранительные тенденции, - грозопоносные.

"В последний час" нет. Хорошо, что не подгоняют победу к юбилеям, но все же настроение падает. Видимо, мешает распутица. В Москве оттепель, почти слякоть.

Читал свод статей по Достоевскому: современников и более поздних. Убожество ужасающее. Прекрасен только Владимир Соловьев да К.Леонтьев - и не потому, что они правы в оценке, а потому, что талантливо, и ощущали, что Достоевский - сооружение больших размеров, гора.

23 февраля. Вторник

По приглашению "Труда" пошел на выставку 25-летия Красной Армии, чтобы написать статью. Посмотрел - и отказался. Худо не то, что плохие картины [...] - а худо то, что от выставки впечатление такое, что люди посовали что попало и куда попало. По залам ходили тощие люди в черном, преимущественно художники и их жены, скучая, глядели на рамы, именно на рамы, а не на картины.

Вечером зашел Б.Д.Михайлов. В международной обстановке изменений нет, разве что наши отношения с союзниками становятся все холоднее. Закрыта "Интернациональная литература", поскольку, мол, этот журнал стал англо-американским - "а это нам не нужно".

[...] Лагерь пленных. Комендант Великих Лук, которому Гитлер обещал переименовать город в его честь. Его просят доложить пленным, как он защищал Великие Луки. Он поправил на шее железный крест и начал: "Я - враг большевиков, но я в плену". Затем - вопросы пленных: "А почему полроты погибло, которых вы посылали за баранами?", "А восемь человек перебили ходили они за молоком для вас?" Все вопросы в струнку, по форме. И под конец: "Почему вы не выполнили долг немецкого офицера - не застрелились?" Полковник объясняет так, что у него выбили из рук револьвер. Под конец собрания выносят единогласное решение: "Просить коменданта лагеря выдать на один день револьвер господину полковнику Зельцке".

24 февраля. Среда

Позвонила Екатерина Павловна - поздравила с днем рождения. Была в Горках - полное разорение. Да и то сказать - что может уцелеть, если проходили мимо армии! То же самое у нее на даче в Барвихе. Все поломано и побито.

Утром - комиссариат. Заполнял анкету, вернее, заполняла какая-то грудастая девица, которая никак не могла понять - как это я не служу? И была довольна, когда я ей сказал: "Ну, пишите - служу в Союзе Советских Писателей".