Читать «Джума» онлайн - страница 50

Она грустно улыбнулась:

- Вряд ли ты успел столько задолжать бандитам, что их заинтересует твоя жена.

Она еще договаривала окончание фразы, а лицо Родионова уже начало багроветь и глаза, в полном смысле, вылезать из орбит. Он почувствовал, как задыхается.

- Что с тобой? - спросила она, поднимаясь.

Ему стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки:

- Ничего... - прохрипел и с несвойственной для него жалостью взглянул на жену: - Анастасия, умоляю тебя, будь осторожна.

- Да что случилось, Борис? Ты можешь, наконец, объяснить?!

- Просто... просто... если с тобой что-то случится, я... не переживу, - пришла ему на ум спасительная фраза.

Она изумленно приподняла брови.

- Я не думала, что так дорога для тебя, - в ее голосе прозвучала уже знакомая ему за годы совместной жизни ирония.

- Ты поедешь из театра с Юрой, - жестко потребовал Родионов. - И никаких возражений.

- Хорошо, - согласилась она, глядя на мужа изучающе, до конца не веря его словам и, подозревая в них некий иной смысл.

Борис Николаевич облегченно вздохнул и, выйдя из гостинной, засобирался на работу.

Анастасия Филипповна подошла к окну. Отодвинув ажурные гардины, долго смотрела на улицу, отмечая, как муж выходит из подъезда, садится в поджидавшую его машину и отъезжает. Он не поднял голову, не глянул на выходящие в тихий двор окна квартиры.

- Мама, - услышала она за спиной голос дочери, - почему ты до сих пор живешь с этим ничтожеством? - Наталья подошла и обняла мать за плечи, прижавшись к ней лицом.

- Не говори так, Ната, он - твой отец.

- Моего отца звали Олег Артемьев.

Анастасия Филипповна дернулась и отстранилась:

- Что ты сказала?!!

Наталья смотрела на мать понимающими и всепрощающими глазами взрослой женщины.

- Мне дед все рассказал перед смертью и папино письмо передал, - тихо проговорила она. - Он попросил у меня прощения. И еще сказал, что его страшная болезнь - Божья кара за то, что он разрушил вашу любовь - твою и Олега.

Они с минуту стояли молча, а потом, не сговариваясь, кинулись друг к другу, завыв громко, по-бабьи, протяжно и тоскливо, - так, как плачут бабы только на Руси, независимо от того, выросли они в семье генерала или доярки...

Глава шестая

Артемьева знобило. Воспаленные глаза слезились; голова походила на раскаленный в печи чугунок - так горела и была тяжела. В висках, не переставая, пульсировала тупая, ноющая боль. Он поудобнее уселся на широкой лавке, пристраиваясь спиной к теплой стене русской печки. Шумно дыша, с удовольствием отхлебнул из глиняной кружки большой глоток густого, с запахом малины и хвои, варева.

В светлой горнице, с деревянной, старой, но добротной, с вычурной резьбой, мебелью и домотканными, яркими ковриками на выскобленных добела половицах, возле стола суетился кряжистый, широкоплечий старик, чьи черты лица почти скрывали роскошные усы и борода. Седые, густые

56

волосы, кольцами падавшие на лоб, перетягивал тонкий, кожаный ремешок. Кожа лица представлялась смуглой и обветренной, но почти лишенной морщин и того редко встречающегося ныне оттенка, по которому, не ошибившись, можно с уверенностью определить: человек ведет здоровый образ жизни и протекает она, преимущественно, в достаточном удалении от напичканных автотранспортом и промышленностью городов. Необычным контрастом с седыми волосами и бородой выглядели глаза - удивительно молодые, чистые, не затянутые старческой пеленой. И хотя были темно-карими, почти непроницаемо черными, невольно притягивали взор таившимися в них мудростью, силой и какой-то древней, забытой тайной. В его глазах не ощущались отблески вездесущего ока телевизора и не отражались щедро унавоженные мирской суетой строки газетных полос. Глаза старика лучились первозданным, природным знанием.