Читать «Розанов против Гоголя» онлайн - страница 19
Виктор Ерофеев
Но одновременно с этим совершенно другая тенденция вырвалась из-под розановского пера. Он -- свидетель революции -- обнаружил, что народ, выступивший в революции активной силой и показавший истинное свое лицо, вовсе не соответствует тому сказочному, смиренному, богобоязненному народу, который идеализировался Розановым в его четырех пунктах (см. выше). Славянофильское представление о народе оказалось мифом 53. Народ оказался не тот. Не той оказалась и государственность. С мукой переживая распад "былой Руси", Розанов тем не менее вынужден констатировать: "Русь слиняла в два дня... Самое большее -- в три. Даже "Новое время" нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей"54.
Для Розанова наступила пора "переоценки ценностей". После революции он убедился во внутренней гнилости самодержавной России, которой управляли "плоские бараны", и пришел к выводу, что Россия была в конечном счете именно такой, какой ее изображала русская литература: обреченной империей.
Розанов так и не снял противоречия, существующего в его предсмертных мыслях, в которых Гоголь по-прежнему занимает важное место. Ведь Гоголь остается одним из "разложителей" России, однако при этом он прав: "Прав этот бес Гоголь" 55. Смена вех тем не менее поразительна: Розанов отказывается от славянофильства и выбирает между И. Киреевским и Чаадаевым -- Чаадаева. "Явно, Чаадаев прав с его отрицанием России", -- утверждает Розанов, и одновременно происходит его примирение со Щедриным: "Целую жизнь я отрицал тебя в каком-то ужасе, но ты предстал мне теперь в своей полной истине. Щедрин, беру тебя и благословляю"56. Но особенный интерес представляет его переоценка Гоголя. Подчеркивая, что в этой переоценке главную роль сыграла революция ("Вообще -- только революция, и -- впервые революция оправдала Гоголя"), Розанов теперь выделяет Гоголя из русской литературы как писателя, первым сказавшего правду о России: "...все это были перепевы Запада, перепевы Греции и Рима, но особенно Греции, и у Пушкина, и у Жуковского, и вообще "у всех их". Баратынский, Дельвиг, "все они". Даже Тютчев. Гоголь же показал "Матушку Натуру" (подчеркнуто мной. -- В. Е.). Вот она какова -- Русь; Гоголь в затем -- Некрасов" 57. Сознательно принижая Пушкина и видя в творчестве Гоголя не анаморфозу России, а "Матушку Натуру". Розанов выбирает Гоголя в качестве своего союзника. Дело не ограничивается взглядом на Россию. Розанов выставляет Гоголя как близкого себе критика христианства. "Он был вовсе не русским обличителем, а европейским, -- пишет Розанов; -- и даже, что он был до известной степени -обличителем христианским, т. е. самого христианства. И тогда его роль вытекает совершенно иная, нежели как я думал о нем всю мою жизнь: роль Петрарки и творца языческого ренессанса" 58.