Читать «Пока ночь» онлайн - страница 26

- Он не говорил: от чего?

- А тебе какая разница, - Трудны наклонился над столом. - Виола, прошу тебя, успокойся, нельзя все принимать так близко к сердцу, ведь умирают тысячи, десятки тысяч, всем не посочувствуешь; эту малышку ты увидала своими глазами, но всего лишь по чистой случайности. - Трудны хотел взять жену за руку, но та успела ее отвести.

- От чего она могла умереть? Может ее сунули в этот сундук уже после смерти...?

Он выпрямился, перенес взгляд за окно, где вновь разбойничала метель.

- Так чего ты от меня хочешь? - повторил он, уже тише.

- Я хочу знать, кем она была и как умерла. Что еще сказал врач?

- Он в основном подписывал справки. Непосредственную причину смерти после краткого осмотра трупа установить невозможно по причине времени, прошедшего после кончины.

- И никто ничего больше делать не будет?

- Виола, смилуйся, что ты еще хочешь?

- Никто не станет вести следствие?

- Следствие? Да какое еще следствие?

Та так сильно хлопнула ладонью по столешнице, что звякнули чашки.

- Сюда гляди! - рявкнула она. - На меня!

Трудны отвел взгляд от окна.

- Ты думаешь, меня самого не задело? - скривился он. - Но ведь нужно же быть реалисткой. Никого не заинтересует смерть какой-то маленькой девочки полгода назад, когда с фронта, день за днем катятся забитые трупами вагоны.

Эти слова Виола проигнорировала.

- Когда их выселили по этому антиеврейскому постановлению? - спросила она.

Трудны попытался вспомнить.

- Где-то, вроде бы, весной...

- Выходит, потом дом стоял пустой, правда?

- Выходит, что так, только...

- И она сама залезла в сундук на чердаке пустого дома на безлюдной улице, так что ли?

- А может ее туда положили гномики, потому что не было хрустального гроба, - язвительно передразнил Трудны жену.

Виола смолчала. Трудному было знакомо это жесткое, отвратительное выражение на ее лице, и он знал, что теперь на ее позицию ничем не повлияешь. Он выпил кофе одним глотком, чудом не ошпарив гортань.

Тогда он спрятал листок с данными предыдущих владельцев дома, погасил газ под чайником и вышел в холл. Ян Герман подумал о Юзеке Щупаке, Бриллиантовый Лейтенант которого работал в местном отделении гестапо. Тот мог бы по неофициальным каналам достать из реестров все возможные сведения о любом Мордехае Абраме из округи. Вот только, зачем? Он ругнулся про себя. Виола все еще в шоке; и вот так выглядит вся правда. Трудны направился к лестнице. В конце концов, размышлял он, а чего еще ожидать от женщины. Увидала труп, да еще и детский, вот и...

В груди сперло дыхание.

Он увидал.

Справа от лестницы, перед продырявленной пулями Седого стенкой.

На высоте глаз.

Это.

Словно обнаженное сердце какого-то чудовища. Словно кулак с пальцами из драконьих кишок. Будто клубок гниющих жил. Словно паразитирующий полип. Пульсирует. Дышит. Меняется, шевелится, гримасничает, вращается, колышется, деформируется, резонирует глухим звуком голода. Вовнутрь и наружу. Пространство вокруг этого, а не это в пространстве. Сразу видать: слишком тяжелое, слишком плотное. Почему земля должна притянуть его к себе, почему оно должно свалиться на пол? Ведь оно может торчать вот так, подвешенное на самом себе, целую вечность. Оно реальнее, чем все окружающее. Солнце собственной планеты, планета собственного солнца. Живое. Меньшее большее - меньшее - большее - меньшее - большее - меньшее - большее меньшее - большее. Это не ритм, это отсутствие ритма. Словно обнаженное сердце какого-то чудовища. Словно кулак с пальцами из драконьих кишок. Будто клубок гниющих жил. Словно паразитирующий полип. И вовсе не мягкое. Если бы коснулся его (Боже, только не это!), то наверняка почувствовал бы под пальцами камень. Это кружится, переливается само в себя, пучится из одной формы в другую; выпускает щупальца, свертывается в ничто и развертывается из этого ничто во все стороны. Делится и объединяется; пожирает пространство и тут же пожирает само себя. В последовательных тактах симфонии смертельной тишины все более внушительное и резкое во всех своих изменениях. Словно обнаженное сердце какого-то чудища. И в конце концов, пожирает себя с такой жадностью, и с такой силой вжимается само в себя - что исчезает полностью, чтобы уже более не появиться.