Читать «Какого роста был Пушкин, или Александр Сергеевич почти по Фрейду» онлайн - страница 6
Юрий Дружников
А завтра же до короля дойдет,
Что Дон-Гуан из ссылки самовольно
В Мадрит явился, -- что тогда, скажите,
Он с вами сделает?
Похоже, написаны эти строки не о Дон-Гуане, о самом себе, только чуть позже. В Пскове сразу хватятся. В Петербурге полиция, армия, все приведены в готовность, дабы не возникло беспорядков. Списки подозрительных вынуты, галочки поставлены, за кем особо следить. Пушкина любая сволочь узнает. Донесут мгновенно. Да, есть приятели, они могут помочь, но власть должна определиться, чтобы знать, кого просить о помиловании. Без этого только напустишь на себя гнев сильных мира сего. Нет, лучше сидеть и не рыпаться, теперь уж, даст Бог, осталось недолго. В таком ключе думал Пушкин, не ведая, что в Петербурге не знают, какому царю присягать, Николаю или Константину, междуцарствие.
В Пушкине, как заметил Юлий Айхенвальд, всегда был "голос осторожности". Говорили, что поэт вернулся, так как дорогу перебежал заяц, навстречу шел священник, а это дурные приметы. Но Пушкин вернулся, по мнению Анненкова, не из-за плохих примет, хотя в них верил, а по осмотрительности, логическому рассуждению и удивительной способности предвидеть опасности -дару, который не раз его выручал. Отъехав немного, поэт велел поворачивать назад. Возврат в Михайловское спас его: до восстания декабристов остались считанные часы. Посадили бы в Петропавловскую крепость, подвергли изнурительным допросам, и неизвестно, чем бы все кончилось.
Пушкин тихо вернулся и между 4 и 6 декабря 1825 года написал письмо Плетневу, надеясь на хлопоты лояльных друзей: "Если брать, так брать -- не то, что и совести марать -- ради Бога, не просить у царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; черт ли в них? а просить или о въезде в столицу, или о чужих краях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои,-- хочется с вами еще перед смертию поврать; но, конечно, благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать?".
Кстати говоря, рябой и кривой Архип Курочкин, упомянутый Пушкиным-Хохловым в фальшивой подорожной (ростом на полвершка меньше поэта) заслуживает внимания. Он, хоть это к нашей теме и не относится, вошел, благодаря указанным обстоятельствам, в историю литературы. С ним пушкинисты сыграли забавную шутку -- его... клонировали: из одного Курочкина состряпали двух.
Модзалевский называет его просто "Архип (крепостной Пушкиных)". "О спутнике Пушкина, Архипе Курочкине, -- писал Цявловский, -- мы не имеем никаких сведений. Можно только отметить, что эту фамилию носит в "Капитанской дочке" казак, паривший Пугачева, и в "Барышне-крестьянке" -Акулина Петровна". На самом деле сведения о Курочкине существовали, и Цявловский позже сам отметил свою ошибку.
К характеристике, данной Пушкиным в билете, можно прибавить, что Курочкин назывался еще Архипом Кирилловым (по отцу). В росписи церкви погоста Вороничи читаем: "...значатся в числе 240 дворов... помещицы Надежды Осиповой жены Пушкиной, сельца Михайловского дворовые люди... Архип Кириллов 43 лет, жена его Аграфена 43 лет...". У Архипа был сын Александр, которого посадили, и он находился под следствием. О том, что по окончании следствия его могут выпустить, разузнал и писал старосте Михайловского Петру Павлову муж сестры поэта Николай Павлищев. Отец Сергей Львович наказывал дочери следить за Архипом, "чтоб он заботился о дорожке и цветах".