Читать «Радость и страх» онлайн - страница 189

Джойс Кэри

Мать и сын вместе ищут девочку в поле и ближней роще. Табита зовет ее резким, требовательным голосом, а Джон - вежливым тенорком, в самом звуке которого - отсутствие какой-либо надежды на отклик.

Наконец их самих спасает горничная из отеля. Звонили из Эрсли. Нэнси дома, всю дорогу прошла пешком.

- Я знал, что с ней ничего не случится, - говорит Джон, жалея, что напрасно потратил время.

- Но с ней что-то уже случилось, Джон, что-то очень неладное. - После пережитого страха Табита дает волю гневу. - Чтобы девочка в ее возрасте вела себя как маленькая дикарка... Конечно, ее никогда не учили считаться с другими. Мистера Родуэла, видимо, вполне устраивает, что она растет как сорная трава.

- Родуэл не виноват, - вздыхает Джон. - А сюда ее тянет неудержимо.

- Лучше уж ей проводить время здесь, чем в Эрсли на улице.

Табита отказывается признать, что "Масоны" для Нэнси вредны. На ее взгляд, дружба между Нэнси и дедом обоим делает честь. Табита - дитя той простодушной эры, когда всякая дружба, всякая любовь, даже беззаконная, считалась похвальной, пока не оборачивалась бедой.

- Не мне это отрицать, - отвечает Джон, словно ведет научный диспут, а не просто размышляет над ситуацией, слишком сложной для того, чтобы составить о ней четкое суждение.

Он отказался поесть или хотя бы выпить - возможно, не желая встретиться с отцом - и ждет, когда шофер Табиты отвезет его домой.

Моросит холодный зимний дождь, и они стоят под крышей на крыльце Амбарного дома, тускло освещенном одной электрической лампочкой в колпаке матового стекла.

- Нет, - говорит Джон. - Слишком уж много неизвестных в этой задаче.

Табита, раздраженная этим пустым резонерством, внимательно смотрит на сына - в этом непривычном освещении ясно видна его плешь, круглится высокий выпуклый лоб, а глаза тонут в глубоких впадинах, - и ее охватывает нестерпимая жалость. "Господи, да он уже устал жить, он старик!"

И ей кажется, что Джон нуждается в помощи еще больше, чем Нэнси. Она негодует: - Что Эрсли плох, это-то мы знаем. Он тебя губит. Не понимаю, почему ты за него так цепляешься. Ведь здесь тебя неспособны оценить. Здесь вообще не разбираются в людях.

И Джон, который на четвертом десятке опять стал с матерью ласков и некритичен, как в детстве, отвечает печально и доверчиво: - Но я пробовал куда-нибудь перебраться, мама. В прошлом году подавал заявление в Лондонский университет, но меня не утвердили.

Он улыбается ей, точно говоря: "Напрасно ты думаешь, что я такой уж великий ученый". Табита поражена. Она не представляла себе, что Джона могут где-то не взять на работу. Наступает молчание. Сетка дождя в белом свете лампочки, звук падающих капель словно замкнули их в этом уединенном уголке, где можно только размышлять о далеком, безнадежно огромном мире.

- Это все из-за Эрсли! - восклицает Табита. - Они воображают, что, если человек работал в Эрсли, значит, он плох.

- Нет. - Джон все еще улыбается, теперь уже дождю, опаловым ожерельем протянувшемуся вдоль навеса крыльца. - Дело в том, мама, что я немножко отстал от века. Моя философия сейчас не в моде. В данное время самый ходкий товар - это так называемый логический позитивизм, а я им не торгую.