Читать «Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года» онлайн - страница 7
Антон Антонович Дельвиг
Ты же не игры поешь Олимпийски,
И не царя, с быстротою летяща
К цели на добром коне сиракузском,
Но Александра, царя миролюбив,
Кем семиглавая гидра сраженна!
О, вдохновенный певец,
Пиндар российский, Державин!
Дай мне парящий восторг!
Дай, и вовеки прославлюсь,
И моя громкая лира
Знаема будет везде!
Как в баснословные веки
Против Зевеса гиганты,
Горы кремнисты на горы
Ставя, стремились войною,
Но Зевс вдруг кинул перуны -
Горы в песок превратились,
Рухнули с треском на землю
И – подавили гигантов, -
Галлы подобно на россов летели:
Их были горы – народы подвластны!
К сердцу России – к Москве, доносили
Огнь, пожирающий грады и веси…
Царь миролюбный подобен Зевесу
Долготерпящу людей зря пороки.
Он уж готовил погибель Сизифу,
И возжигались блестящи перуны;
Враг уж в Москве – и взгремели перуны,
Горы его под собою сокрыли.
Где же надменный Сизиф?
Иль покоряет россиян? -
В тяжких ли россы цепях
Слезную жизнь провождают?
Нет, – гром оружия россов
Внемлет пространный Париж!
И победитель Парижа,
Нежный отец россиянам,
Пепел Москвы забывая,
С кротостью галлам прощает
И как детей их приемлет.
Слава герою, который
Все побеждает народы
Нежной любовью – не силой!
Ведай, богиня! Поэт беспристрастный
Должен пороки показывать мира.
Страха не зная, царю он вещает
Правду – не низкие лести вельможи!
Я не пою олимпийских героев;
Славить не злато меня побуждает, -
Нет, только подвиги зря Александра,
Цитру златую ему посвящаю!
Век на ней буду славить героя
И вознесу его имя до неба!
Кроткий российский Зевес!
Мрачного сердцем Сизифа
Ты низложил и теперь,
Лавром побед увенчанный,
С поля кровавого битвы
К верным сынам возвратися!
Шлем свой пернатый с забралом,
Острый булат и тяжелы
Латы сними – и явися
В светлой короне, в порфире
Ты посреди сынов верных!
В мире опять, в благоденстве
Царствуй над ними – и слава
Будет вовеки с тобою!
1814
14. ПОСЛАНИЕ К А. Д. ИЛЛИЧЕВСКОМУ
Скажи, любезный друг, скажи твою науку,
Как пишешь ты стихи, не чувствуя в них скуку,
Как рифма под перо сама к тебе идет
И за собою сто соотчичей ведет,
Как можешь ты писать столь плавно и приятно
И слог свой возвышать высоко, но всем внятно.
Признаться, прочитав подчас твои стихи,
Браню я чистых муз, что так ко мне лихи,
Что, не внимаючи мне, бедному поэту,
Дают мои стихи на посмеянье свету!
Поверишь ли – весь день я с места не схожу
И за труды мои уродов лишь рожу.
Кряхчу над рифмою, над мерою проклятой.
Ругая Пинд и муз, весь яростью объятый.
А иногда в саду под ивою сижу
И на гору Парнас, зеваючи, гляжу,
Настрою лиру лишь и напишу: "баллада",
Взбренчу – струна вдруг хлоп – сбиваюся я с лада,
"О лира злобная!" – с досадой я кричу
И с Пинда лбом на низ без памяти лечу.
Почто я не могу быть равен с тем поэтом,
За масленицу кто одобрен целым светом,
Иль тем, кто в мир рожден, чтоб лирой нас пленять
И музою своей, как куколкой, играть;
Иль тем, Полорда кто приятно так представил,
Или Пожарского кто прозою прославил,
Кто Изяслава нам приятно так воспел,
Сердца Силистрией, Москвою нам согрел;
Кто о Европе на‹м› ‹в› журнале возвещает
Иль в роще Марьиной кто сильно так рыдает,
Иль тем, кто так весну нам красно описал,