Читать «Своя недвижимость за границей» онлайн - страница 5
Дарья Гущина
И в самом деле: хилый по объему сборничек, сама составила так, что проза (точнее - эссе, а может, попросту очерки?) перемежается со стихами; подруга Машка, художница, проиллюстрировала - у той это был дебют в книжной графике; она же, Машка, сама и спонсоров нашла. Тираж - две тысячи, больше б ни в жизнь не разошлось, а разошлось, как она считала, из-за графики: Машка в своей среде уже небезызвестна, там главным образом и распространялось. Прибыли, понятно, ноль, но и расходы, как сообщили, практически окупились, что уже само по себе прекрасно и удивительно. А что касаемо ее среды, пишущей, то прошла маленькая рецензия в "Независьке", затем еще удостоилась упоминания в каком-то обзоре в "Литературке" - в положительном контексте, спасибо; впрочем, кто ее сейчас читает, "Литературку", как и стихи вообще... Вот, собственно, и все - что, опять же, вполне неплохо для первой книжки в наше время. Первой, - она же, небось, и последняя, ведь составлялась почти сплошь из старья, которое нигде больше не проходило, ни в одном журнале; ну, а с тех пор уже ничего практически и не писалось, кроме статей да рецензий, да и те больше для заработка...
Короче, проехали и забыли, жизнь потянулась по наезженной колее: один день в неделю лицей, а подготовки три дня минимум, а отдачи моральной никакой; очередь в Ленинке; в редакциях неразбериха и плохие новости; дома - одно и то же... Зима, та как-то особенно выматывала: то чуть не минус двадцать, то снова ноль, под старым дубленым полушубком, которые, кроме нее, кажется, никто в Москве давно не носит, или холодная дрожь, или взмокшая блузка, на сапогах белые разводы соли, каковой без толку, все одно скользко, посыпают тротуары; светлеет поздно, темнеет рано, и, вроде бы, уж совсем сил нет так жить, но все продолжается, на автопилоте... А потом, в совсем уж скверное время, которое многие почему-то так любят - раннюю слякотную московскую весну, когда к авитаминозной ослабленности добавляется некая нервная раздражительность (от неизбежных бессонниц, что ли?) - вдруг странная новость: ее переводят в этой маленькой стране, на этот самый язык; пока в журналах, но чуть ли не об отдельном сборнике уже речь. Каким-то там славистам случайно попалось, глянулось, ну и... Короче, дальше - некоторая суета, знакомства с переговорами, потом затихло, забылось, потом опять какие-то противоречивые вести, снова тишина, и вот - где-то через год, обычный серый год, официальное сообщение: ей присуждена премия за лучшую переводную книгу года (вот, кстати, и сама книга - с запозданием), тогда-то и там-то ждут на вручение. Присуждается такое, как выяснилось, их союзом переводчиков совместно с крупнейшим частным университетом (ну и ну, кого же они, интересно, еще переводят, из кого выбирают?), и сумма, между прочим, вполне даже не хилая...
Привычно-угнетенного состояния новость совсем не развеяла, напротив, придавила еще больше: и как это я вдруг одна на другой конец Европы, что мне им там говорить, Боже, а надевать-то чего? - и так далее. Машки в городе не было; мать, для которой само название страны почему-то звучало не менее зловеще, чем любой из кавказских республик, тоже запричитала; сестрица поджала губы, и лишь племянник, четырнадцатилетний прохвост, деловито потребовал привезти то-то и то-то, - вот тогда она поверила в неумолимую реальность происходящего и обреченно начала собираться. В самолете, которых вообще-то страшно боялась, тут же отрубилась и проспала все подряд, при пересадке во Франкфурте будила стюардесса.... И потом, в конце той бредовой недели награждения, интервью и презентаций, безвольно подписала договор на курс университетских лекций - о современном, поди ж ты, литературном процессе в России; агитировавшие уверяли, что все это будет не более чем вопросы-ответы для продвинутых студентов, из которых половина даже не будущие слависты, а просто выбравшие русский как второй иностранный и желающие попрактиковаться; в общем, подразумевалось - болтай чего-не то да получай местные дензнаки.