Читать «Своя недвижимость за границей» онлайн - страница 16
Дарья Гущина
И только пройдя довольно большое расстояние по совершенно пустынной, не считая чаек и скучающих киоскеров, набережной и уже поднимаясь вверх по широкой каменной лестнице, вспомнила - кого. Тоже бывшего соотечественника, только не невозвращенца, а эмигранта политического, в свое время высланного из страны с большим шумом, обросшего какими-то невероятными слухами, легендами и даже анекдотами; молодого ученого, чья фамилия с одинаковым успехом может считаться и еврейской, и вполне славянской. Ей тогда он смутно представлялся субтильным еврейским интеллигентом в очках, поэтому запомнилось собственное удивление так неадекватно сложившемуся образу, когда уже во времена каких-то бурных перестроечных дебатов случайно увидела его по телевизору - неожиданной оказалась даже не столько внешность великорусского детины, сколько то, что все его повадки, сама манера говорить и жестикулировать странно напомнили ее собственных дядьев из городка Талдома, где проводила еще школьные каникулы, бывает ведь...
Потом доводилось и читать о подробностях его диссидентской эпопеи: как блистательно морочил стукачей, следователей, судей; как помещали в психушку, где врачи и санитары вдруг вопреки приказу начинали не обижать, но обожать; как отправляли на зону, где он быстро становился у уголовников чуть ли не авторитетом, и прочее в том же роде. Словом, личность непотопляемая; после того, как его выслали (что им оставалось!), на Западе стал активно работать в международных правозащитных организациях типа "Эмнести Интернейшнл" и в перестроившуюся Россию уже не вернулся, хотя и бывал наездами. Сам жил, кажется, в Германии... До чего ж похож на него этот американец с газетой!
...Сувенирные лавки с причудливыми морскими раковинами в витринах преобладали на той улице, куда ее занесло, но в конце концов нашелся и бельевой магазинчик, где она, поразмыслив над ценами, поняла, что об абажуре на кухне придется надолго забыть. Ну, ничего не поделать; здешние приобретения ей упаковали в два огромных и нестерпимо нарядных пакета, темно-фиолетовый с золотыми звездами и ярко-розовый с белыми сердечками. Кошмар - ощущение, что вся улица на них смотрит; и то сказать, такие покупки тут увозят на машинах или, в крайнем случае, мотоциклах, а не тащат пешком. Впрочем, пакеты эти были огромными, но легкими, потому она и рискнула не возвращаться вновь на набережную, а вернуться к себе по незнакомому пути - поверху, над морем. Параллельных морю улиц тут вообще не существовало, они петляли и извивались почем зря, но все-таки, жалея, что план города остался на стене в гостиной, она почти инстинктивно двигалась в нужном направлении. Так, иногда останавливаясь отдохнуть на разогретых солнцем каменных скамьях или ступеньках, она вышла-таки именно туда, куда предполагала. И, в двух шагах от перекрестка, где нужно было сворачивать на родную теперь улицу, она задела одним из своих дурацких пакетов какого-то мужика, только что припарковавшегося у тротуара и выходившего из машины. Даже не глядя на него, отступила в сторону и почему-то совершенно машинально сказала родное "Простите", хотя прекрасно знала местное извинение. И неожиданно услышав: "Синьорина - русская?", произнесенное на языке родимых же осин, изумленно взглянула на говорившего черт, да это тот самый, который недавно с газетой... да и вчера, кажется... только теперь одетый по-другому... - и ответила: "Ес", почему-то тоже совершенно автоматически.