Читать «Опрятность ума» онлайн - страница 2

Все взгляды скрещивались на Юле, все острые словечки летели к ней. Она чувствовала себя как на сцене, в фокусе взглядов, взволнованная, напряжённая, радостная. И от общего внимания становилась подтянутой, ещё живее, ещё острее, ещё красивее даже. Так было всю неделю, вплоть до финиша, когда они выстроились над пристанью, сложив у ног опустевшие рюкзаки, сырые от брызг, росы и пота. Борис отдал рапорт начальнику турбазы, подавальщица пошла вдоль шеренги с подносом компота, и тут какая-то маленькая туристка принесла Юле телеграмму, ещё потребовала станцевать. Юля, подбоченясь, притопнула три раза, отклеила присохшую ленточку и прочла: “Торопись. Можешь опоздать…”

У ребят тоже было испорчено настроение из-за того, что Юля их покидала. Все пошли провожать её на рейсовый автобус за четыре километра. Все были грустные. Все записали её адрес, обещали навещать в Москве, и журналист занял ей место в автобусе, историк сказал что-то возвышенно-латинское, артист обещал пропуск в Художественный. А Муська расцеловала её в обе щеки раз десять…

Потом стояли и махали долго, пока автобус не выехал на лесную дорогу, пыля и переваливаясь на ухабах. Ещё некоторое время на прямом булыжном шоссе и даже на станции возле кассы Юля ещё была с ребятами если не мыслями, то настроением. Как-то не сразу тревожная телеграмма вытеснила бодрость из её души. Но в поезде в перестуке колёс она уже слышала только одно: “Торопись, торопись, торопись…”

Пожалуй, нельзя так уж винить её, что она не сразу перестроилась. Отец был для неё чужим человеком. Он ушёл из семьи, когда девочке было четыре года, с тех пор Юля видела его раз или два в году. Свидания эти были всегда натянуты и скучны. Отец неумело расспрашивал девочку об отметках и подругах, она отвечала односложно, нехотя, не желая откровенничать с малознакомым, “посторонним” отцом. Ни подарков, ни конфет отец не приносил никогда. Много позже Юля узнала, что так они условились с мамой. Юлина мать не хотела, чтобы отец превратился для девочки в праздничного деда-мороза, источник удовольствий, в отличие от будничной мамы. И до свиданий, и после мать неустанно твердила Юле, что папа избрал себе в жизни лёгкую долю, посиживает себе в лаборатории, после пяти вечера свободен, гуляет сколько вздумается, раз в месяц присылает денежки — вот и вся его забота. И когда в жизни что-нибудь не ладилось, мама всегда говорила: “Если бы папа твой был человеком, заботился бы о нас как муж и отец…” Даже когда отчимы обижали маму (первый пьянствовал, второй был хитроват и скуп), она твердила, всхлипывая: “Если бы твой папа был настоящим человеком…”

Так что Юля не была расположена к отцу, и ничего не изменило последнее их свидание в Александровском саду под стенами Кремля.

Юля чувствовала себя на вершине славы тогда. Школу она окончила в Новокузнецке, где жил и работал её второй отчим; одна приехала в Москву, сняла койку у какой-то старушки, зубрила, сидя на бульварных скамейках, сдала экзамены на два балла выше проходного, была зачислена в студентки педагогического и даже общежитие получила, добилась, хотя иногородних принимали неохотно в этот институт. Сама, без поддержки, без помощи, устроила свою жизнь… и лишь после этого получила записку от отца с предложением встретиться. Он, видите ли, был в Сухуми в командировке, не знал, что Юля в Москве, только что прочёл мамино письмо.