Читать «Первые листы» онлайн - страница 11

Николай Федорович Григорьев

Владимир Ильич был в затруднении. Блюменфельд прекрасный товарищ, готов за правое дело жизнь положить, а самообладания в себе не воспитал... Но выбора нет: налицо Блюменфельд и опять Блюменфельд - только и всего. И Ленин, вразумив пылкого молодого человека, отправил его за шрифтом.

* * *

Мальчика в типографии звали Макс Пуршвиц. С появлением таинственного господина из России он потерял покой. Зачем приехал, о чем русский и хозяин шушукаются, запираясь в кабинете, - это же каждому интересно! А тут еще господин Рау вздумал Макса припугнуть. "Осрамил, - говорит, - меня перед гостем, с перепачканной рожей, грязнуля, высунулся... Не смей ни подходить к нему, ни вопросы задавать!" Ушел уже, было, Рау из типографии, но воротился: "Ослушаешься - прогоню! На твое место всякий прибежит - и кликать не надо, только дверь в типографию открой!"

После такого внушения Макс понял, что ему с собой не совладать: "Тайна должна быть раскрыта - иначе он не мужчина, а дрек!" Но на хозяина обиделся: "Грязнулей обозвал... А он, Макс, рабочий человек на работе, кругом эта краска прилипчивая - тут и божий ангел в своих светлых одеждах станет на черта похож!"

Правду сказать, в этот злосчастный день Макс и вовсе не умывался. Проспал, пора бежать в типографию - а как же голуби? Кто их выпустит из голубятни, посвистит, с крыши махалкой помашет? Того не понимают, что голубю летать надо, иначе зажиреет. А у него, Макса Пуршвица, стайка породистая. Один турман чего стоит: сам белый, а глазки красненькие, мохноногий, на голове султанчик. А в лёте - залюбуешься! Возьмет высоту - и давай играть: то нырнет, то перекувырнется, то будто нос срежет Максу... Весельчак, каких и среди людей поискать. В городе на ярмарке у ребят выменял, троих за одного отдал...

Был вечер. Голуби сидели, воркуя, кто на плечах и на голове у Макса, кто на крыше дома, а сам он делал приборку в голубятне: вычистил помещение, переменил птицам воду, насыпал в кормушку гороху и задумался... Господин Рау обещал про голубей в Турнцейтунг напечатать - а тут: "Выгоню!" Эх, жизнь, и кто тебя, сиротскую, выдумал...

Загрустил мальчуган, но ненадолго. Во дворе появился еще один иностранец, - это был Иосиф Блюменфельд. У Макса пугливо сердце екнуло: почуял - тайна близится к развязке... Но в чем она? Только бы не прозевать!..

Новый человек пришел в типографию, наклонился над наборной кассой, поковырялся в литерах и заворчал, чем-то недовольный.

Макса такое пренебрежение к типографии задело.

- Gutes din! - сказал он с вызовом.

Пришедший повернулся к нему - а на лице беспомощная улыбка. Не понял иностранец немецких слов. Потом ткнул себя пальцем в грудь:

- Вернер... Ихь бин Вернер!

На том и разошлись.

Однажды Максу не спалось. Вертелся под периной, вертелся, - но холодно, декабрь, не согреться. Встал, оделся. Еще рано, типография закрыта - и все-таки его потянуло к типографии... Глядит - а Вернер со двора зашагал. Макс крадучись устремился за ним.