Читать «Песня о слепых» онлайн - страница 2
Максим Горький
- Я был там! - вдруг сказал он глухим, рыкающим голосом и ударил ладонью огромной руки по столу. Все обернулись, и женщина, приподняв голову, вытянула шею к нему.
- Был в Киеве... Белой Церкви... и ещё во многих городах... имена их уже не помню теперь. Всё, о чём ты говоришь, видел я, знал. Днепр... Гой ты, Днепр ли мой широкий! Это я пел, когда был в оперном хору...
Голос его наполнял кабак подземным рокотом, властно вторгался в грудь вместе с воздухом, и в груди у меня стало тяжко от этого угрюмого и безнадёжного звука.
- Садись ко мне, женщина, я тебя угощу пивом...
Чёрный и худой человек встал и заявил:
- Нельзя! Я угощаю...
- Ну, всё равно. Ты или я - всё равно...
- П-пой, хохлуша! - застонал жестянщик. Женщина ласково взглянула на человека с подбитым глазом и сказала:
- Коли вы были тамо, то знаете...
- Сердце глупого подобно разбитому сосуду и не удержит в себе никакого знания, женщина... Это говорит Иисус, сын Сирахов... Можешь ты петь? Я тебе дам двугривенный.
Он тяжело завозился, отыскивая рукой карман в брюках.
- Заплатят без вас! - с презрением и обидой крикнул чёрный человек с беспокойными глазами.
- Всё равно! Всё - всё равно... Ты, я, она... мы все - как помёт осла в пустыне, по дороге к Иерусалиму...
Рыжий мужик с угрозой взглянул на философа, вынул из кармана кисет и тряхнул им в воздухе. Звякнули деньги.
- Видал? - спросил рыжий и снова засунул кисет в карман.
Женщина закрыла глаза и, качнув головой, заговорила:
- Ось, теперь як пред очима воны... Сидять на земли, близ дорози, а сонечко пече им головы, и витер осыпае пылью...
- Так. Помню! - точно молотом ударил, сказал человек с подбитым глазом.
- Кругом стоять люды тыном... И поють воны, ти слипенькие...
Из большой груди женщины вырвался густой, дрожащий звук:
Ма-а-ти-и-нко!..
- Так! - рявкнул бывший оперный хорист, снова ударяя рукой по столу.
- Позвольте вам сказать - не мешайте! - с раздражением крикнул чёрный мужчина. - Я сам певец. И хоть голос у меня не бычий, как у вас, ну постоять за себя могу во всякое время...
- Дурак! - густо сказал человек с бычьим голосом. - Что ты сердишься? Разве не знаешь: речь глупого - как бремя в пути, и в устах глупых - сердце их, уста же мудрых в сердце их...
Рыжий уже перемигивался со своим товарищем, толкал его локтем в бок и засучивал рукава рубахи, а чёрный и худой человек стиснул зубы и сжал кулаки. Но из угла раздался чей-то тонкий голос:
- Если вы, господин, человек учёный, то не мешайте людям иметь удовольствие... Говорите хорошие слова и ругаетесь... не подобает!
Женщина открыла глаза, вздохнула и вновь закрыла их. Потом, закинув голову и положив одну руку на грудь себе, она запела голосом низким и сильным, как рёв большой медной трубы:
Ой, да пожа-алийте бидных слипеньких...
Бо не може-емо мы ро-обити-и...
Бо не ви-идять на-аши оченьки...
Все люди в кабаке успокоились. Чёрный человек сел и стал помахивать рукой в такт однотонной мелодии. Лицо рыжего стало серьёзным. Он важно оглянулся и, подняв кверху палец, прошипел: