Читать «Жизнь ненужного человека» онлайн - страница 6
Максим Горький
- Дружней! - кричали люди, подбадривая один другого.
- Воды! - звенели голоса женщин.
Женщины стояли цепью от пожара до реки, все рядом, чужие и родные, подруги и враги, и
непрерывно по рукам у них ходили вёдра с водой.
- Живо, бабы! Милые - живо!
Было приятно и весело смотреть на эту хорошую, дружную жизнь в борьбе с огнём. Все подбодряли друг друга и хвалили за ловкость, силу, ругались ласково, крики были беззлобны - казалось, что при огне все увидели друг друга хорошими и каждый стал приятен другому. А когда, наконец, они победили огонь, им стало весело. Запели песни, засмеялись, захвастали друг перед другом своей работой, стали шутить, пожилые добыли водки и немножко выпили с устатка, а молодёжь почти до утра гуляла по улице, и всё было хорошо, как во сне.
Евсей не слышал ни одного злого крика, не заметил сердитого лица; всё время, пока горело, никто не плакал от боли и обиды, никто не ревел звериным рёвом дикой злобы, готовой на убийство.
На другой день он сказал дяде Петру:
- Как вчера хорошо было...
- Н-да, сирота, хорошо!.. Ещё немного - слизнул бы огонь половину села.
- Я - про людей! - пояснил мальчик. - Про то, как дружно взялись. Вот бы всегда так жить им, - всегда бы горело!
Кузнец подумал и удивлённо спросил:
- То есть, это выходит - чтобы всегда пожары были?
И, строго взглянув на Евсея, сказал, грозя ему пальцем:
- Ты, голова, гляди, не выдумай чего, на грех! Ишь ты, - пожары ему приятны!
II
Когда Евсей кончил учиться, кузнец сказал:
- Куда ж теперь приделать тебя? Здесь ты ни к чему. Вот поеду мехи покупать, свезу тебя, сирота, в город.
- Сам повезёшь? - спросил Евсей.
- Сам. Жалко тебе будет село покидать?
- Нет. Тебя - жалко...
Кузнец сунул в горн кусок железа и, поправляя щипцами угли, задумчиво отозвался:
- Меня жалеть нечего, я - большой... Мужик, - как все.
- Ты лучше всех! - тихо молвил Евсей.
Дядя Пётр, должно быть, не слышал его слов, он не ответил, вынул из огня раскалённое железо, прищурил глаза и стал ковать, брызгая красными искрами. Потом вдруг остановился, медленно опустил руку с молотом и, усмехаясь, сказал:
- Поучить бы тебя надо чему-нибудь...
Евсей насторожился, ожидая поучения. Но кузнец снова сунул железо в огонь, вытер слёзы на щеках и, глядя в горн, забыл о племяннике. Пришёл мужик, принёс лопнувшую шину. Евсей спустился в овраг, сел там в кустах и просидел до заката солнца, ожидая, не останется ли дядя один в кузнице. Этого не случилось.
День отъезда из села стёрся в памяти мальчика, он помнил только, что когда выехали в поле - было темно и странно тесно, телегу сильно встряхивало, по бокам вставали чёрные, неподвижные деревья. Но чем дальше ехали, земля становилась обширнее и светлее. Дядя всю дорогу угрюмился, на вопросы отвечал неохотно, кратко и невнятно.
Ехали целый день, ночевали в маленькой деревне, ночью кто-то долго и хорошо играл на гармонике, плакала женщина, порою сердитый голос вскрикивал: