Читать «Жизнь Матвея Кожемякина» онлайн - страница 83
Максим Горький
Кожемякин плакал, ткнувшись головой в дубовый Палагин крест.
- Ну, айда домой, Матвей Савельич! - глухо сказал Михайло. - Что уж?!
Сквозь слёзы и серую сеть дождя Матвей видел татарина, он стоял у ограды лицом на восток, его шапка лежала у ног, на траве, дождь разбил её в тёмный, бесформенный ком.
- Погодим, - сказал Кожемякин, кивнув на Шакира.
Все поглядели туда, на серую согнутую спину и круглую голову, осеянную дождём.
- Н-да! - промолвил Михайло. - Вот и не нашей веры, а - чувствует...
Иван задумчиво сказал:
- Хорош человек был солдат. Строг, а хорош!
Помолчали, поёжились, отряхая мокрые бороды, потом Михайло спросил:
- Теперь кто приказчиком будет?
Матвей не ответил. Тогда Иван, тяжело вздохнув, безразличным голосом молвил:
- Нам - всё едино, хоша бы кто...
И все поочередно высказались, не глядя на хозяина и друг на друга:
- Дело знал бы...
- Нам - хоть татарин, хоть чуваш-мордвин...
- Наше дело - работай...
Кожемякин, чувствуя за притворным равнодушием слов неумело скрытые надежды и назревающую обиду, думал:
"Трудно будет Шакиру, - труднее, пожалуй, чем мне..."
Домой он шёл рядом с татарином, а рабочие шагали сзади. Порою кто-нибудь громко фыркал, сдувая капли дождя с бороды и усов...
С этого дня Кожемякин зажил так, как будто поехал на розвальнях по зимней, гладко укатанной дороге. Далёкий, однообразный путь бесцелен и наводит равнодушную дремоту, убаюкивая мысли, усыпляя редкие, мимолётные тревоги. Иногда встряхнёт на ухабе, подкинет на раскате, - вздрогнет человек, лениво поднимет голову и, сонно осмотрев привычный путь, давно знакомые места, снова надолго задремлет.
В душе, как в земле, покрытой снегом, глубоко лежат семена недодуманных мыслей и чувств, не успевших расцвесть. Сквозь толщу ленивого равнодушия и печального недоверия к силам своим в тайные глубины души незаметно проникают новые зёрна впечатлений бытия, скопляются там, тяготят сердце и чаще всего умирают вместе с человеком, не дождавшись света и тепла, необходимого для роста жизни и вне и внутри души.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
С неделю сеял мелкий спорый дождь, шуршал по крыше, сёк деревья, вздыхал и плакал, переставал на час-два и - снова сыпался мелкой пылью.
Город взмок, распух и словно таял, всюду лениво текли ручьи, захлебнувшаяся земля не могла более поглощать влагу и, вся в заплатах луж, в серых нарывах пузырей, стала подобна грязному телу старухи нищей.
Солнце точно погасло, свет его расплылся по земле серой, жидкой мутью, и трудно было понять, какой час дня проходит над пустыми улицами города, молча утопавшими в грязи. Но порою - час и два - в синевато-сером небе жалобно блестело холодное бесформенное пятно, - старухи называли его "солнышком покойничков".