Читать «Жизнь Матвея Кожемякина» онлайн - страница 112
Максим Горький
Матвей кончил рассказ; гостья с усмешкой взглянула на него и молвила негромко:
- Да, действительно, - мёртвое мыло! Н-ну, почитайте ещё, - можно?
"А - капризна, трудно угодить ей!" - подумал Кожемякин, тихонько вздыхая.
- "81-го году, Апреля 7-го дня.
Третьего дня утром Базунов, сидя у ворот на лавочке, упал, поняли, что удар это, положили на сердце ему тёплого навоза, потом в укроп положили..."
Он остановился - постоялка не то плакала, не то смеялась, наполняя комнату лающими звуками.
- Это было несколько сотен лет тому назад! - прерывисто, пугающим голосом говорила она. - Какого-то князя в укроп положили... Владимирко, что ли, - о, господи!
"Что она?" - неприязненно соображал Матвей. - Если удар, всегда сердце греют и в укроп кладут, - пояснил он, искоса наблюдая за нею.
- Да, мёртвое мыло! - молвила она сквозь зубы. - О, боже мой, конечно!
И оглядывалась вокруг, точно сейчас только заметив погасший самовар, тарелки со сластями, вазы варенья, вычурную раму зеркала, часы на стене и всю эту большую, уютную комнату, полную запахами сдобного теста, помады и лампадного масла. Волосы на висках у неё растрепались, и голова казалась окрылённой тёмными крыльями. Матвей наклонился над тетрадкой, продолжая:
- "А он дважды сказал - нет, нет, и - помер. Сегодня его торжественно хоронили, всё духовенство было, и оба хора певчих, и весь город. Самый старый и умный человек был в городе. Спорить с ним не мог никто. Хоть мне он и не друг и даже нажёг меня на двести семьдесят рублей, а жалко старика, и когда опустили гроб в могилу, заплакал я", - ну, дальше про меня пошло...
- Чем он занимался? - спросила постоялка, вставая.
- Всем вообще... деньги в рост давал тоже.
Она бледно и натянуто улыбнулась.
- Ну, благодарю вас! Довольно, я не стану больше слушать...
И протянула ему руку, говоря:
- Странный вы человек, удивительно! Как вы можете жить в этом... спокойно жить? Это ужасно!.. И это стыдно, знаете! Простите меня, - стыдно!
Он ничего не успел сказать в ответ ей - женщина быстро ушла, бесцветно повторив на пороге двери:
- Благодарю вас!..
Кожемякин сошвырнул тетради на пол, положил локти на стол, голову на ладони и, рассматривая в самоваре рыжее, уродливое лицо, горестно задумался:
"Стыдно? А тебе какое дело? Ты - кто? Сестра старшая али мать мне? Чужая ты!"
Спорил с нею и чувствовал, что женщина эта коснулась в груди его нарыва, который давно уже безболезненно и тайно назревал там, а сейчас вот - потревожен, обнаружился и тихонько, но неукротимо болит.
- Убирать самовар-то? - сладко спросила Наталья, сунув голову в дверь.
- Бери! Помоги-ка сапог снять...
Она села на пол перед ним, её улыбка показалась Матвею обидной, он отвёл глаза в сторону и угрюмо проворчал:
- Чего оскалилась? Что ты понимаешь?
Напрягаясь, она покорно ответила: