Читать «Жизнь Клима Самгина (Часть 3)» онлайн - страница 49
Максим Горький
Пришла Настя, сказала:
- Барыня будут завтра утром. - И другим голосом добавила:
- Ой, как изуродовали вас...
И, должно быть, желая утешить, прибавила:
- Всех начали бить.
- Ванну сделайте, - сердито приказал Самгин.
Через час, сидя в теплой, ласковой воде, он вспоминал: кричала Любаша или нет? Но вспомнил только, что она разбила стекло в окне зеленого дома. Вероятно, люди из этого дома и помогли ей.
"Если б она выстрелила в рябого, - ничего бы не было. Рябой, конечно, не хулиган, не вор, а - мститель".
Мелкие мысли налетели, точно стая галок.
На другой день он проснулся рано и долго лежал в постели, куря папиросы, мечтая о поездке за границу. Боль уже не так сильна, может быть, потому, что привычна, а тишина в кухне и на улице непривычна, беспокоит. Но скоро ее начали раскачивать толчки с улицы в розовые стекла окон, и за каждым толчком следовал глухой, мощный гул, не похожий на гром. Можно было подумать, что на небо, вместо облаков, туго натянули кожу и по коже бьют, как в барабан, огромнейшим кулаком.
"Это - очень большие -пушки", - соображал Самгин и протестующе, вполголоса сказал: - Это - гадость!
Он соскочил на пол, едва не закричав от боли, начал одеваться, но снова лег, закутался до подбородка.
"Это безумие и трусость - стрелять из пушек, разрушать дома, город. Сотни тысяч людей не ответственны за действия десятков".
Гневные мысли возбуждали в нем странную бодрость, и бодрость удивляла его. Думать мешали выстрелы, боль в плече и боку, хотелось есть. Он позвонил Насте несколько раз, прежде чем она сердито крикнула из столовой:
- Да - подаю же!
Когда он вышел в столовую, Настя резала хлеб на доске буфета с такой яростью, как однажды Анфимьевна - курицу: нож был тупой, курица, не желая умирать, хрипела, билась.
"А, господь с тобой", - крикнула Анфимьевна и отрубила курице голову.
- Где стреляют? - спросил Самгин.
- На Пресне.
Ответила Настя крикливо, лицо у нее было опухшее, глаза красные.
- Там людей убивают, а они - улицу метут... Как перед праздником, все одно, - сказала она, уходя и громко топая каблуками,
Самгин езде в спальне слышал какой-то скрежет, - теперь, взглянув в окно, он увидал, что фельдшер Винокуров, повязав уши синим шарфом, чистит железным скребком панель, а мальчик в фуражке гимназиста сметает снег метлою в кучки; влево от них, ближе к баррикаде, работает еще кто-то. Работали так, как будто им не слышно охающих выстрелов. Но вот выстрелы прекратились, а скрежет на улице стал слышнее, и сильнее заныли кости плеча.
"Неужели - всё?"
Часы в столовой показывали полдень. Бухнуло еще два раза, но не так мощно и где-то в другом месте.
"Винокуров и вообще эти... свиньи, конечно, укажут на соседей, которые... у которых грелись рабочие".
Точно резиновый мяч, брошенный в ручей, в памяти плыл, вращаясь, клубок спутанных мыслей и слов.
"Пули щелкают, как ложкой по лбу", - говорил Лаврушка. "Не в этот, так в другой раз", - обещал Яков, а Любаша утверждала: "Мы победим".
У ворот своего дома стоял бывший чиновник казенной палаты Ивков, тайный ростовщик и сутяга, - стоял и смотрел в небо, как бы нюхая воздух. Ворон и галок в небе сегодня значительно больше. Ивков, указывая пальцем на баррикаду, кричит что-то и смеется, - кричит он штабс-капитану Затёсову, который наблюдает, как дворник его, сутулый старичок, прилаживает к забору оторванную доску.