Читать «Жизнь Клима Самгина (Часть 3)» онлайн - страница 43
Максим Горький
Анфимьевна простудилась и заболела. Последний раз Самгин видел ее на ногах поздно вечером, на другой день после того, как удавился повар.
В кухне никого не было, почти все люди с баррикад, кроме дежурных, совещались в сарае. Самгина смутила тяжелая возня на чердаке; он взял лампу, вышел на черное крыльцо и увидал, что старуха, обняв повара сзади, под мышки, переставляет его маленькую фигурку со ступени на ступень. Повар, прижав голову к левому плечу и высунув язык, не гнулся, ноги его были плотно сжаты; казалось, что у него одна нога, она стучала по ступеням твердо, как нога живого, и ею он упирался, не желая спуститься вниз. Осветив руки Анфимьевны, вспухшие на груди повара, Самгин осветил и лицо ее, круглое, точно арбуз, окрашенное в лиловый цвет, так же как ее руки, а личико повара было темное и похоже на большую картофелину.
- Куда вы его, куда? - шопотом спросил Самгин. Старуха, покрякивая и задыхаясь, ответила:
- Ничего, не беспокойтесь. У меня салазки припасены. Медник отвезет. Он - услужливый...
Сойдя с лестницы, она взяла повара поперек тела, попыталась поднять его на плечо и - не сладив, положила под ноги себе. Самгин ушел, подумав:
"В другое время я бы помог ей".
Он уже так отупел, что виденное не взволновало его. Теперь Анфимьевна лежала, задыхаясь, в своей комнате; за нею. ухаживал небритый, седой фельдшер Винокуров, человек всегда трезвый, очень болтливый, но уважаемый всей улицей.
- Знаменитая своей справедливостью женщина, замечательнейшая, - сипло говорил он. - Но - не вытянет. Пневмония. Жаль. Старичье - умирает, молодежь - буянит. Ох, нездорова Россия...
Дважды приходили солдаты, но стреляли они издали, немного; постреляют безвредно и уйдут. Баррикада не отвечала им, а медник посмеивался:
- Бесполезно патроны тратят, сукины сыны... И хвастливо говорил:
- В старое бы время: ребята - в штыки! И успокоились бы душеньки наши в пяток минут... Лаврушка нашел, что:
- Пули щелкают, как ложкой по лбу.
Как-то днем, в стороне бульвара началась очень злая и частая пальба. Лаврушку с его чумазым товарищем послали посмотреть: что там? Минут через двадцать чумазый привел его в кухню облитого кровью, - ему прострелили левую руку выше локтя. Голый до пояса, он сидел на табурете, весь бок был в крови, - казалось, что с бока его содрана кожа. По бледному лицу Лаврушки текли слезы, подбородок дрожал, стучали зубы. Студент Панфилов, перевязывая рану, уговаривал его:
- Не дергайся. Стыдно.
Но Лаврушка, вздрагивая, изумленно выкатив глаза, всхлипывал и бормотал:
- Ой, больно! Ну, и больно же, ой, господи! Да - не троньте же... Как я буду жить без руки-то? - с ужасом спрашивал он, хватая здоровой рукой плечо студента; гладя, пощупывая плечо и косясь мокрыми глазами на свою руку, он бормотал: