Читать «Жизнь Клима Самгина (Часть 3)» онлайн - страница 140
Максим Горький
- Так ли?
- Романтизм. И ты - не способна к нему Она удивленно спросила:
- Разве я назвала себя революционеркой?
- Я тоже не рекомендовался тебе революционером, - необдуманно сказал Самгин и почувствовал, что краснеет.
- Верно, - согласилась она. - Не называл, но... Ты не обижайся на меня: по-моему, большинство интеллигентов - временно обязанные революционеры, - до конституции, до республики. Не обидишься?
- Нет, - сказал Самгин, понимая, что говорит неправду, - мысли у него были обиженные и бежали прочь от ее слов, но он чувствовал, что раздражение против нее исчезает и возражать против ее слов - не хочется, вероятно, потому, что слушать ее - интересней, чем спорить с нею. Он вспомнил, что Варвара, а за нею Макаров говорили нечто сродное с мыслями Зотовой о "временно обязанных революционерах". Вот это было неприятно, это как бы понижало значение речей Марины.
- Почему ты говоришь со мной на эту тему и так... странно говоришь? Почему подозреваешь меня в неискренности? - спросил он.
- Не понял, - сказала она, вздохнув. - Хочется мне, чтоб перепрыгнул ты через голову свою. Тебе, Клим Иванович, надобно погреться у другого огня, вот что я говорю.
- Мне нужно отдохнуть, - сказал он.
- Это же и я говорю. А что мешает? - спросила она, став перед ним и оправляя прическу, - гладкая, гибкая, точно большая рыба.
Самгин едва удержался, чтоб не сказать:
"Ты мешаешь!"
Ушел он в настроении, не совсем понятном ему: эта беседа взволновала его гораздо более, чем все другие беседы с Мариной; сегодня она дала ему право считать себя обиженным ею, но обиды он не чувствовал.
"Умна, - думал он, идя по теневой стороне улицы, посматривая на солнечную, где сияли и жмурились стекла в окнах каких-то счастливых домов. - Умна и проницательна. Спорить с нею? Бесполезно. И о чем? Сердце - термин физиологический, просторечие приписывает ему различные качества трагического и лирического характера, - она, вероятно, бессердечна в этом смысле".
Впереди него, из-под горы, вздымались молодо зеленые вершины лип, среди них неудачно пряталась золотая, но полысевшая голова колокольни женского монастыря; далее все обрывалось в голубую яму, - по зеленому се дну, от города, вдаль, к темным лесам, уходила синеватая река. Все было очень мягко, тихо, окутано вечерней грустью.
"В сущности, она не сказала мне ничего обидного. И я вовсе не таков, каким она видит меня".
Мысли эти не охватывали основного впечатления беседы; Самгин и не спешил определить это впечатление, - пусть оно само окрепнет, оформится. Из палисадника красивого одноэтажного дома вышла толстая, важная дама, а за нею - высокий юноша, весь в новом, от панамы на голове до рыжих американских ботинок, держа под мышкой тросточку и натягивая на правую руку желтую перчатку; он был немножко смешной, но - счастливый и, видимо, сконфуженный счастьем. Самгин вспомнил себя, когда он, сняв сюртук гимназиста, оделся в новенький светлосерый костюм, - было неудобно, а хорошо.
"Я настраиваюсь лирически", - отметил он и усмехнулся.
На дворе его встретил Безбедов с охотничьей двустволкой в руках, ошеломленно посмотрел на него и захрипел: