Читать «Жизнь Клима Самгина (Часть 1)» онлайн - страница 96
Максим Горький
Через день Лидия приехала с отцом. Клим ходил с ними по мусору и стружкам вокруг дома, облепленного лесами, на которых работали штукатуры. Гремело железо крыши под ударами кровельщиков; Варавка, сердито встряхивая бородою, ругался и втискивал в память Клима свои всегда необычные словечки.
- Работают, точно гробовщики, наскоро, кое-как. Ласкаясь к отцу, что было необычно для нее, идя с ним под руку, Лидия говорила:
- Ты, папа, готов целый город выстроить.
- Готов! - согласился Варавка. - Десяток городов выстроил бы. Город это, милая, улей, в городе скопляется мед культуры. Нам необходимо всосать в города половину деревенской России, тогда мы и начнем жить.
Поболтав с дочерью, с Климом, он изругал рабочих, потом щедро дал им на чай и уехал куда-то, а Лидия ушла к себе наверх, притаилась там, а за вечерним чаем стала дразнить Таню Куликову вопросами:
- Почему это интересно?
Таня Куликова седела, сохла, линяла, как бы стремясь стать совершенно невидимой.
- Как вы, молодежь, мало читаете, как мало знаете! - сокрушалась она. - Наше поколение...
- Поколение - от глагола поколевать? - спросила Лидия.
Та грубоватость, которую Клим знал в ней с детства, теперь принимала формы, смущавшие его своей резкостью. Говорить с Лидией было почти невозможно, она и ему ставила тот же вопрос:
- А почему это должно быть интересно мне? А зачем это нужно знать?
За чаем, за обедом она вдруг задумывалась и минутами сидела, точно глухонемая, а потом, вздрогнув, неестественно оживлялась и снова дразнила Таню, утверждая, что, когда Катин пишет рассказы из крестьянского быта, он обувается в лапти.
- Это необходимо для вдохновения.
Зорко наблюдая за ней, видя ее нахмуренные брови, сосредоточенно ищущий взгляд темных глаз, слушая слишком бурное исполнение лирической музыки Шопена и Чайковского, Клим догадывался, что она зацепилась за что-то очень раздражающее ее, именно зацепилась, как за куст шиповника.
"Влюблена? - вопросительно соображал он и не хотел верить в это. Нет, влюбленной она вела бы себя, наверное, не так".
В августе, хмурым вечером, возвратясь с дачи, Клим застал у себя Макарова; он сидел среди комнаты на стуле, согнувшись, опираясь локтями о колени, запустив пальцы в растрепанные волосы; у ног его лежала измятая, выгоревшая на солнце фуражка. Клим отворил дверь тихо, Макаров не пошевелился.
"Пьян", - подумал Клим и укоризненно сказал: - Хорош!
Макаров, не вынимая пальцев из волос, тяжело поднял голову; лицо его было истаявшее, скулы как будто распухли, белки красные, но взгляд блестел трезво.
- С похмелья? - спросил Клим.
Макаров поднял фуражку, положил ее на колено и прижал локтем и снова опустил голову, додумывая что-то.