Читать «Песня певца за сценой» онлайн - страница 11

Владимир Гоник

Понять и объяснить это было никому не под силу: раз в году они немилосердно дрались, в другое время жили душа в душу.

После драки, избитая до полусмерти, Маруся испытывала болезненное удовлетворение и улыбалась обессиленно, но с облегчением, словно перенесла тяжелую болезнь и пошла на поправку. Лицо ее светилось тихой радостью и умиротворением. И до следующей драки они относились друг к другу с кроткой нежностью и вниманием.

Германов мог лишь догадываться. Похоже, раз в году женщина задумывалась над чувствами мужа, решив, что он к ней охладел. И похоже, она в тревоге стремилась привлечь его внимание, чтобы удостовериться в мысли, что муж неравнодушен к ней.

В этом заключалась некая загадка. Раз в году женщина с особым тщанием пекла пирог, но никого не угощала - напротив, делала все, чтобы муж любимый и единственный - сел в пирог. Не было случая, чтобы ей это не удалось.

Избив жену, Кирилл включал проигрыватель и в тишине сосредоточенно слушал арию, наклонив лицо и супя брови от напряженного внимания. И сейчас доктор с любопытством взирал на него.

- С детства слушаю, - неожиданно сообщил Кирилл. - Эту арию мой отец любил.

- Неужели?! - весело вскинул брови Германов. - Неужели?!

- Только ее и слушал. Нравилась она ему очень. И сейчас крутит. Каждый божий день! Глаза закроет и слушает.

- Интересно, - покачал головой доктор. - Часто видитесь?

- Мы с ним расплевались давно, - помрачнел хозяин. - Он сам по себе, а я сам. Знать его не хочу.

Кирилл помолчал, как будто вникая в свои собственные слова. Пластинка закончилась, сухой мерный треск нарушал тишину. Хозяин в прежней рассеянной задумчивости поднял и опустил иглу: послышалась увертюра, после которой голос певца снова наполнил комнату.

Стараясь не шуметь, Германов вышел. За порогом он обернулся: хозяин сосредоточенно слушал арию. И Маруся слушала, замерев, с покорностью и кротким смирением на лице.

Доктор по коридору направился к выходу. Квартира, как страна, жила по своим законам, за каждой дверью таился целый мир, и Германов шел мимо чужого существования, которое, говорят, потемки.

3

Под вечер закатное солнце множится в киевских окнах тысячами костров. Живописные парки, дома на склонах, бульвары и уютные зеленые спуски погружены в густой душноватый воздух, нагретые за день камни излучают тепло.

Улыбаясь, Германов поспешал беглым шагом, точно его ждали где-то, и как бы пританцовывал на ходу, весьма нарядный для буднего дня в белом отутюженном костюме; нельзя было догадаться, что этот костюм он сам себе сшил.

Надо сказать, он неплохо выглядел на исходе дня. Седой, поджарый, в теле сухость, ни намека на жир, хотя морщины выдают возраст. Однако он моложав, никакой старческой скованности, в движениях полная свобода, слабая ироническая усмешка на губах.

В стеклах повсюду полыхает необъятный медный пожар, раскинувшийся на холмах город горит и плавится в ярком сиянии и блеске. Киевские улицы к исходу дня затапливают несметные толпы, город на закате напоминает веселый муравейник, проснувшийся после зимней спячки.