Читать «Преданный предатель» онлайн - страница 18

Гилберт Кийт Честертон

Он умер раньше, чем я стал его играть в этом костюме.

Он распахнул третий шкаф, где оказались седые усы и серые одежды скупца.

— Так вот и началось. Он действительно снимал этот дом, я действительно был ему слугой, опустился до такой службы, и единственное, что я унаследовал, — тайный ход.

» Политика здесь ни при чем, сюда ходили странные женщины, он был плохой человек. Не знаю, интересны ли вам такие оттенки моих чувств, но скажу, что за три года у сластолюбивого ростовщика я обрел мятежный разум. Мир казался отсюда очень мерзким, и я решил перевернуть его, поднять мятеж, вернее — стать мятежом. Если действовать медленно, тактично, да еще обладать воображением, это нетрудно. Я выдумал четырех людей, двоих — полностью.

Их никогда не видели вместе, но этого не замечали.

Когда они собирались, я просто переодевался и выходил на сцену через подземный ход. Вы не представляете, как легко морочить просвещенный, современный город. Главное — чтобы тебя все знали, лучше всего — за границей.

Напишешь статью, поставишь после фамилии целый набор букв, и никто не признается, что никогда о тебе не слышал.

Скажешь, что ты первый поэт Европы, — что ж, кому и знать. Если у вас есть два-три таких имени, у вас есть все.

Никогда еще не бывало, чтобы считанные люди значили так много, все остальные — ничего не значили. Газета говорит:

«Страна идет за Хаммом», а мы понимаем, что его поддерживают три владельца газет. Ученый говорит: «Все приняли теорию Чучелло», а мы читаем, что ее приняли четыре немецких профессора. Как только я заимел науку и финансы, я знал, что бояться нечего. Поэт — для красоты, генерал — чтобы вас напугать. Простите, — прибавил он, — я не показал его апартаментов. Там только форма, лицо я красил.

— Не надо, не красьте, — любезно сказал полковник. — Что же будет теперь?

Заговорщик ответил не сразу — видимо, он мечтал.

— Все революции губило несогласие, — сказал он наконец. — Вот я и постарался, чтоб сообщники меня не выдали.

Я не предвидел, что выдам их. Что ж, кончилась и эта революция. Великий поэт, великий воин, ученый, ростовщик — все схвачены, все повешены. Вон висят.

Он смущенно поклонился.

— А их недостойный слуга получил королевское прощение.

Гримм чертыхнулся было, но сказал, смеясь:

— Иоанн Конрад, вы и впрямь — сам черт! Я не удивлюсь, если вам удастся что-то сделать. Может быть, Хлодвиг III забыл, что он — король, но он еще помнит, что он — джентльмен. Идите своим путем, Великий Князь Павонский — может быть, вы знаете путь. Во всяком случае, вы сделали, что обещали. Вы сдержали слово.

— Да, — сказал Иоанн Конрад серьезно и спокойно. — Только в таком случае можно писать его с большой буквы.

Мы уже говорили, что в Павонии было просвещенное, современное правительство, и читатель вряд ли поверит, что и оно сдержало слово. Политики и финансисты мешали, как могли, чтобы выполнение обещаний не вошло в обычай. Однако в первый и в последний раз король топнул ногой, как бы звякнув шпорой. Он сказал, что это — дело чести; но ходили слухи, что немалую роль сыграла его племянница.