Читать «Острие булавки» онлайн - страница 7

— Где он оставил послание? — спросил отец Браун.

— Он нацарапал его вон на том дереве, которое нависает над водой, — наверное, последнее, за что он держался. А повыше на берегу лежит халат. Пойдите посмотрите.

Отец Браун сбежал по короткому спуску к реке и заглянул под наклоненное дерево, чьи плакучие ветви окунались в воду. И в самом деле, на гладкой коре ясно и безошибочно читались нацарапанные слова: «Еще раз в воду, а там — погружусь навсегда. Прощайте. Хьюберт Сэнд».

Взгляд отца Брауна медленно передвинулся вверх по берегу, пока не остановился на брошенном ярком халате, красно-желтом, с позолоченными кистями. Отец Браун поднял его и принялся вертеть в руках. В тот же миг он скорее почувствовал, чем увидел, как в поле его зрения промелькнула высокая темная фигура, — она скользнула от одной группы деревьев к другой, словно стремясь вслед исчезнувшей даме. Браун мало сомневался в том, что это и был собеседник, с которым она недавно рассталась. И еще меньше он сомневался в том, что это секретарь покойного, мистер Руперт Рэй.

— Конечно, ему могла в последний момент прийти в голову мысль оставить послание, — сказал отец Браун, не отрывая глаз от красной с золотом одежды. — Пишут же на деревьях любовные послания! Почему бы не оставлять на деревьях предсмертные послания?

— Естественно для человека нацарапать записку на стволе, — сказал младший Сэнд, — когда под рукой нет ни пера, ни чернил, ни бумаги.

— Похоже на упражнение во французском, — мрачновато заметил священник. — Но я думал не об этом. — И, помолчав, добавил изменившимся голосом: — По правде говоря, я думал, естественно ли было для писавшего не нацарапать записку на стволе, даже если бы у него были под рукой груды перьев, кварты чернил и горы бумаг.

Генри уставился на него с встревоженным видом, пенсне на его курносом носу сбилось набок.

— О чем это вы? — спросил он резко.

— Н-ну, — медленно произнес отец Браун, — я не хочу сказать, что почтальоны должны разносить письма в виде бревен или что вы должны наклеить марку на сосну, желая послать письмецо приятелю. Нет, тут требуются совсем особые обстоятельства, вернее — совсем особый человек, который предпочел бы такую древесную корреспонденцию. Но если есть такие обстоятельства и есть такой человек, повторяю, он все равно написал бы на дереве, если бы, как говорится в песне, даже весь мир был бумагой, а вся вода в мире — чернилами.

Чувствовалось, что Сэнду стало жутковато от причудливой игры воображения священника, — то ли потому, что от него ускользнул смысл сказанного, то ли оттого, что смысл начал доходить до него.

— Понимаете, — проговорил отец Браун, медленно вертя в руках халат, — когда царапаешь на дереве, не пишешь своим лучшим почерком. А когда пишущий — не тот человек, если я выражаюсь ясно… Это что?

Он по-прежнему смотрел на красный халат, и на какой-то миг могло даже показаться, будто часть красного перешла на его пальцы, а лица, обращенные к халату, чуть побледнели.