Читать «Гимназисты (Семейная хроника - 2)» онлайн - страница 99

- Какие глупости тут Тёма говорил, если б ты знала, - сказала Наташа, совсем с ума сошел!

Взгляд Карташева ушел в небо и остановился на горевшем облаке.

- Мама, смотри в небо: вон лев держит в зубах какую-то девушку... вон тает, расходится... корона... гроб... Это моя судьба! Женщины! В них царство и смерть, ужасная смерть... смерть искупленья. Согласен! Смерть, какую только может выдумать человеческая фантазия...

- Тёма, глупости! - прикрикнула Аглаида Васильевна.

- Да, да! Я должен погибнуть, иначе из меня ничего не выйдет.

- Он совсем с ума сходит, - любуясь братом, заметила Наташа.

- Дай пульс, - серьезно сказал Корнев и, сделав озабоченный вид, стал щупать пульс.

- Поздно! - вырвался Карташев и, скрываясь за деревьями в прозрачной темноте красного зарева, закричал: - Сатана уж со мной, и я подписываю договор.

- Тёма! - раздался грозный оклик Аглаиды Васильевны.

- Ха-ха-ха! - ответил Тёма смехом Мефистофеля.

- Ха-ха-ха! - уже дальше и глуше пронеслось.

- Ха-ха-ха! - возбужденно и глухо замерло в саду.

Карташев остановился и оглянулся. Что-то особенное было в воздухе: деревья теснее сводили свои вершины; едва горело где-то там, в темной бездне, и казалось отверстием в преисподнюю. Сумерки сменялись быстро разливавшейся темнотой. Что-то уходило или подходило, что-то беззвучно, таинственно пряталось в темноте неподвижных кустов, в непроницаемой тени деревьев. Звонко трещали кузнечики, ярко мигали светляки, что-то трогало лицо... Подкравшаяся ароматная ночь сразу охватила своими жгучими объятиями, влила тревогу и истому, и возбужденный Карташев прошептал:

- Ну что ж, если я люблю?

Он побежал дальше. Тревога разливалась по его телу. Он чувствовал робость от встречи и твердил, замирая:

- Надо, надо, потом будет хорошо, - и бежал дальше.

В темноте обрисовалась фигура Одарки. Собрав остатки мужества, он догнал и обнял ее. Одарка испуганно рванулась. Он смутился, вторично поймал ее и взволнованно произнес:

- Одарка, хочешь быть моей женой?

- Пустыть, панычику! - вырываясь, резко ответила Одарка.

- Хочешь? - уже испуганно спросил Карташев.

- Панычику, пустыть! - настойчиво повторяла Одарка.

Карташеву начинало казаться, что это не он стоит и обнимает Одарку, и не Одарку, а что-то грубое, чужое, с скверно пахнувшим к тому же платьем.

Он тоскливо-стесненно заговорил.

- Одарка, я люблю тебя... Одарка, ты... ты, Одарка... ты хохлуша, и я хохол... я буду тебя так любить... Хочешь?!

- Ой, панычику, пустыть... Конон зобачит...

- Конон? зачем Конон? он твой жених?

- Та вже ж...

- Я не знал, - растерялся Карташев, - а ты?.. ты любишь его? - Одарка опустила глаза.

- А вже ж люблю, - ответила она тихо, в недоумении поднимая плечо.

Карташев почувствовал себя в роли Дон-Кихота. Он быстро проговорил:

- Ну, любишь, так что ж тут. Ты скажи, Конону, что я не знал.

- Та я ему ничего казати не буду. Пустыть, панычику.

Карташев обиделся.

- Нет, скажи, - я не знал. Что ж, если любишь. А я тебя все-таки буду всю жизнь любить.

- Пустыть, панычику.